Тогда он закрыл лицо руками. Дыхание зашлось от невыносимой боли разлуки. В ледяные ладони он прошептал: «Родная, прости мне, что я здесь, вдалеке от тебя, что не могу обнять, не могу прижаться губами к твоим рукам. Ах, если бы любовь моя дала мне силы излиться самому письмом и полететь к тебе…».
Не успел он произнести свое любовное заклинание — а это, согласитесь, было не что иное, как заклинание, любовная магическая формула, приведенная в действие силой настоящего искреннего чувства — как закружило его в разноцветной карусели, и мир растворился…
Рассказчик прервал рассказ. Откинувшись на спинку стула, он замолчал на долгие минуты, широко распахнутые глаза его при этом смотрели куда-то вдаль, за горизонт, но видели ли они там хоть что-нибудь, не знаю. Мне показалось, что глаза его были слепы к внешним источникам, а взгляд как раз обратился вовнутрь и не мог оторваться от хранимой там картины. К тому же, ему было тяжело дышать, я видел, что он попросту задыхался. Но помощь ему не понадобилась, хотя я и готов был что-нибудь в этом роде предпринять. Вскоре он сам справился с волнением, отдышался и продолжил.
Да, все исполнилось, как я… как я уже рассказал. А когда я сам вошел в нашу комнату, его в ней уже не было, лишь на столе лежал запечатанный и подписанный конверт. Конверт был, а друга не было. Не видели мы его и еще много дней спустя. Много ходило всяких толков, разное говорили и предполагали. Поиски организовали, даже в степи искали. Но не нашли. Он исчез, словно испарился. Что интересно, многие видели, как он входил в комнату, в комнате его тоже видели, но вот как он покидал ее — никто не заметил. И из общежития он не мог уйти незамеченным, в тот вечер такая бабушка дежурила, что мимо ее и муха без спросу пролететь не могла.
В общем, пропал человек. А последнее письмо его я лично на следующее же утро отправил по назначению. И уже через неделю или около того оно дошло до адресата. Та девушка его получила. Вот, такая история…
— Что, это вся история! — не поверил я.
— В основном, вся, — подтвердил он.
— Погоди, погоди, — нервно заторопился я. — Как же так — вся? А куда тот парень пропал? Нашелся ли? Да и с девушкой что? Письмо-то она получила? Я ничего не понял!
Я так разволновался, что схватился за свой коньяк, и одним махом выплеснул его себе в рот. Но, как я уже говорил, разволновался я сильно, поэтому промахнулся, и коньяк попал не туда, куда следовало, а пошел, что называется, другим путем. Прикрыв рот рукой и выпучив глаза, я дико закашлялся, чувствуя, как что-то горькое и жгучее разъедает мне горло. В общем, чтобы справиться с ситуацией, мне понадобилось не меньше пяти минут. Все это время, пока я бился в конвульсиях, мой собеседник смотрел на меня с пониманием и жалостью. А когда я успокоился и затих, боясь пошевелиться, чтобы не спровоцировать новый приступ кашля, он покачал головой и сказал.
