Воздушные шары Сальви-Крус | страница 36



— А вот это уже баловство. Что где есть, там оно и есть, — рассудил бастион, — а другого быть не должно. Я себе не позволяю.

— Нисколько?

— Никогда!

— Совершенно с вами согласна. Непозволительное распутство. Но здесь, я вам скажу, все зависит от индивидуума. Вот вы как вошли, я сразу же себе сказала: этот мужчина серьезный. Не чета прошлому, так сказать, представителю.

— Что-что? — продолжал проявлять любознательность стол.

— А я так его и не уколола, — поделился прибор чувством потери. — Не дали. Теперь вот, кого?

— Надо, надо было плеснуть на него как следует, — поддакнул он сам себе и с шумом втянул чернила так, что пошли пузыри. — Это бы его остудило.

— Надо было сообщить, куда следует. Письменно. И, кстати, не только про него одного. Чтобы приняли меры. Ну да еще не поздно: неровен час — склеят старого, — высказал отношение к делу потерпевшего и к нему лично прибор собственным голосом. Разволновался.

— Хи-хи! — отреагировала корзина.

— И все-таки, господа, что вы скажете о силе воображения? По-моему, демонстрация ее прошла просто блестяще. — Лампа не унималась. Она была горда собой, тем, что роковая мысль принадлежала именно ей. — Воображение, господа! Сила, господа! Все, что угодно! Отныне всем понятно, что любая мечта осуществима.

Она чувствовала себя роковой женщиной.

— Вот и осуществи свою, — пробулькал прибор горлом чернильницы. — Вот и вообрази, что хочешь. Продемонстрируй, так сказать. Возгорись, как мечтаешь. Ну. Ну?

— Что-что?

— Баловство…

— А что! — воскликнула лампа и тихо затлела спиралью. — И попробую! И покажу вам всем! Невежды…

И вспыхнула. Да так ярко, что тотчас со звоном лопнула, пустив голубую струйку дыма в потолок.

— Ха-ха-ха! — засмеялся прибор всем своим многоголосьем. Вот уж обрадовался, так обрадовался. Саму лампу превзошел! Клокотала чернильница, позвякивая бронзой, тоненько, в тон, зудело перо, а откуда-то из глубины мраморного естества выкатывались тяжелые шары басов.

— Ха-ха! — вторила корзина. За компанию.

Блуждающая зеленая муха, мучимая бессонницей, сжигаемая вечным огнем любопытства опасно сблизилась с клокочущей чернильной бездной, была поражена крупными брызгами и свалилась прямо в колышущуюся золотистую муть.

Прибор осип на один голос и, как следствие, умолк. Заткнулся.

5

— Хи-хи-хи! — пуще прежнего не печалилась корзина.

Но вернулась женщина.

Возникла на пороге снежным облаком, веткой акации в цвету.

Освидетельствовала стул на прочность.

— Все фантазии — от пустоты и одиночества, — подумала она вслух, убедившись в незыблемости бастиона. Села. Прямехонько на его каменную голову.