И уже дома, сжавшись в комочек на своей полке в буфете, вдруг осознал, что здесь, за мешком с черносливом его любимая вряд ли будет счастлива. «А если в лес? — продолжал искать он выход из тупика. — Мы вернемся с ней в лес!» И услужливое воображение готово было уже взорваться в сознании картинами будущего счастья, но… Но тут он вспомнил:
— Волосатка!
Он посмотрел. Часы уж запрокинули обе стрелки за полночь.
— Опоздал, — вздохнул он удрученно. — Наверное, она ушла уже.
И тут вдруг в трубе что-то зашуршало, зашелестело, посыпался песок, и следом в помещение ввалилась Волосатка.
— Я не слишком? Я вовремя? — спросила она сконфуженно, и покраснела, что можно было предположить, но не увидеть.
— Конечно, конечно! — воскликнул гном. — Входи, я жду тебя всегда!
Неожиданно сердце его мягко шевельнулось в груди, словно вошло в него что-то. А, может быть, что и вошло, он не заметил, или не понял. Зато почувствовал, что несказанно, как никогда раньше, рад. Радость его была все же странной и безграничной, как самообман. Он ощутил тепло и задрожал. Он вздохнул. «Странные мы, гномы, — подумалось ему. — А я из всех самый странный. Думал про одно, и вдруг оказывается, что кроме Волосатки у меня никого нет. А если бы я ее не встретил?»
От ужаса последнего вопроса повеяло холодом, он снова задрожал.
Счастливо улыбнулся.
Потом они сидели рядышком, Булль и Волосатка, на его любимом вазоне, пили чай и с восторгом наблюдали, как в ночи фонари шлют послания друг другу по проводам. Они все больше молчали, но молчание их было красноречивым и не тягостным. Еще Булль размышлял о любви, такой внезапной, и о том, что хорошо бы было вернуться в лес. Только он не знал пока, как к этой мысли отнесется Волосатка.
И вот уже, пожалуй, с неделю я не видел и не слышал Булля. И, кстати, Волосатка тоже почему-то не заходит. Ох, неспроста это, неспроста. Ведь это гномы научили англичан отбывать по-английски, не прощаясь…
(Зимний ноктюрн в пяти частях)
Окно.
Стол у окна.
Стылый, никому, в сущности, не нужный хмурый зимний день за окном.
Скрюченный палец одинокого дерева за слегка измазанным морозом стеклом. Покачивается.
Нет дерева — только палец: то ли грозит, то ли предостерегает, то ли указывает на что-то.
Небо.
Тусклое низкое небо.
Ослепительное, слепящее небо, каким оно бывает, когда смотришь на него из сумрака длинной узкой комнаты.
Кажется, что нет ничего за окном кроме изуродованной морозом голой ветви и стылого жуткого неба. Бывает и такое, когда ничего нет.
