Однажды Булль путешествовал по дому. Словно заправский домовой, он поднимался по вентиляционной шахте все выше и выше, когда вдруг почувствовал слабый, едва определимый ток свежего воздуха. «Что это? Откуда?» — удивился он, совершенно упустив из виду, что у каждого приличного дома есть чердак, а над ним еще и крыша. Гном, ускорившись в том направлении, откуда тянуло сквозняком, так интенсивно задвигался, что растер до красноты локти и колени. Ему даже стало жарко. И вдруг что-то заставило его остановиться и настороженно замереть.
Нечто, преградив путь по проходу, взирало на него, дыша нос в нос, не мигая и не потея, как он сам, от волнения. Странное существо в сумраке вентиляционной шахты казалось лишенным четко обозначенных рук, ног и, в целом, контуров, и не имело сапожек, ремня и колпака. Особенно Булля огорчило отсутствие колпака, потому что старинное поверье его народа гласило, что если у кого-то нет колпака, этот кто-то точно не гном. А ему так хотелось встретиться с соотечественником! Зато, как оказалось, у существа была превосходная борода, и это обстоятельство нашего Булля очень обрадовало, поскольку позволяло предположить, что не все с незнакомцем просто, и все может быть. Существо по виду и состояло из одной только бороды, из зарослей которой с умеренной опаской и со жгучим любопытством горели бусины его глаз.
— Ты кто? — спросил гном, синея носом.
— Волосатка я, разве не видишь? — то ли ответило, то ли спросило невидимым ртом существо.
— Ой! — тихо обрадовался гном от осознания, что не один он, оказывается, в этом каменном лабиринте находится.
— Ой-йой! — еще больше обрадовался он, когда до него дошло, что встреченное им существо, возможно, иного, чем он сам, пола. Ведь волосатка, как ни крути, звучит несколько иначе, чем гном.
— А чай ты пьешь? — спросил он торжественно. — Приглашаю тебя в гости на чашку чаю. Приходи в полночь.
— Не могу, — расстроенно сокрушилась Волосатка. — Я если вниз спущусь, наверх без посторонней помощи уже подняться не сумею. У меня же ног нет.
— А я на что?! — вскричал Булль и, подхватив волосатку на руки, понесся с ней вверх по дымоходу.
Выскочив из трубы на самой крыше, он вдруг задохнулся от широты распахнувшегося перед ним простора. На такую высоту не доводилось ему подниматься еще ни разу в жизни. Огромный и непонятный, лежал перед ним город, которого он не знал, и который он вряд ли когда-нибудь узнает достаточно хорошо. Вспомнились ему отчего-то его соплеменники, рассеянное по земле племя гномов, с которыми он утратил связь, и глаза его увлажнились. Но слезы тут же высохли, едва успев родиться. Грусть его сменили радость и предчувствие скорых перемен. Отчего это предчувствие возникло, что его навеяло, он не понимал, но был уверен, что к переменам готов.
