Захотелось читать стихи, писать письма и идти по Фонтанке – прямо по льду.
9 февраля 1976 г.
В Москву на съёмки приезжала ЗэМэ. В 9.45 я встретила её на вокзале, проводила до Мосфильма, потом поехала в университет. Вечером принимали ЗэМэ у меня дома. Сначала она стеснялась, потом как-то очень органично вписалась в атмосферу наших обычных бесед «у меня дома». Как всегда, много рассказывала: о «Фантазиях Фарятьева» Аллы Соколовой, о болезни Юрского. Говорили о его карьере, о том, что народного ему не видать и т. д. и т. п. Из слов ЗэМэ вырастал страдалец и борец за правду. Часть всего сказанного, вероятно, правда. Все эти разговоры о друзьях, предательстве, отъездах отзывались нашей предновогодней ночью у Наташки, когда мы почти до утра обсуждали случай на Ленкином курсе: любовь к родине, гуманизм и предательство[88].
Курили, пили коктейль, разговаривали. ЗэМэ сидела на диване, нога на ногу, любимая поза, курила, не переставая. Мы много горячились, Ленка с Наташкой чуть не поругались. Иногда наши интеллектуальные вспышки заходили так далеко, что мы, увлекаясь, забывали о ЗэМэ. Её это удивляло, но, кажется, ей было интересно. Чтобы разрядить обстановку она рассказывала что-нибудь смешное.
Потом провожали её на вокзал, снабдив «гостинцами»: банкой варенья и банкой солений, отчего сумка её стала неподъёмной. Похолодало. Она стояла в своей «медвежачьей» шубке, медвежачьей, потому что похожа в ней на медвежонка, в тёплом платке, закутанная, как маленькая девочка, и махала нам из тамбура. Поезд долго не отходил, потом медленно поплыл вдоль платформы. Мы побежали вслед, махая руками, мы улыбались друг другу.
До наших посиделок день вспоминается обрывочно.
От вокзала до Мосфильма ехали на такси.
ЗэМэ: «Я не люблю Москву».
Я: «Нет, Вы, наверное, её просто не знаете, не привыкли».
ЗэМэ: «Но теперь уже поздно привыкать».
Разговаривали о трагическом в жизни. ЗэМэ сказала что-то о том, что страдание в жизни необходимо.
Лена: «Так что же, Вы считаете, что пострадать человеку необходимо? Чем хуже, тем лучше? Как говорит Достоевский, страдание облагораживает человека?»
Я (по-домашнему откинувшись на спинку кресла): «Один наш преподаватель говорил, что лишь у счастливого человека может быть гармоничное восприятие мира».
ЗэМэ: «Да, но когда я была в Свердловске на гастролях и ходила там по самым заброшенным деревням и сёлам, в пыли, по дорогам, иссушённым солнцем, переходила вброд реки, разве смогла бы я ощутить всю полноту жизни, если бы за спиной у меня не было бы всех моих несчастий? Или Ванька? Разве я смогла бы до конца понять, что такое иметь хорошего сына, если бы он у меня всё время был хороший? Если бы я не перенесла этого ада?»
