Мы любили её, верили, готовы были даже на «европейский уровень», но было нечто уходящее и тоскливое – «и последний поворот головы на прощанье в полураскрытой двери.»
Завтра «Мольер», а вечером «Кошки-мышки».
Наташа К.
Ждём ЗэМэ после спектакля «Валентин и Валентина», как договорились. Она выходит и заявляет, что звонила в проходную, и ей ответили, что нас нет. А мы мёрзли в парадной театра. Спросили её о Хемингуэе. Она взяла его у Пустохина. Тот так и не сделал инсценировки. Подзаработал денег на телевидении и бросил думать о концертах. «Их ведь не процесс интересует, а результат». Бася советует ЗэМэ устроить вечер просмотра своих картин, и сразу будут деньги. ЗэМэ: «У меня все хорошие фильмы запрещены, а в плохих смотреть не на что!» Бася: «Ничего. Крути плохие. Ты там с Папановым. Они на Папанова смотреть будут». Дошли до Ирины Андреевны – и адью. Мы рассердились: зачем ей надо было, чтобы мы её ждали?
Потом я отправилась на поиски ленинградских сумочек.
А вечером девчонки пошли на «Цену», а я подзалетела в ТЮЗ на «Хоровод». Думала, что будет «Наш Чуковский», но спектакль отменили, и я попала на хоровод сказок для дошкольного возраста. После спектакля решила зайти за девчонками в БДТ. Вышла на улицу – снег. Усмехнулась – совсем как после «Человека из Ламанчи». Так, да не так. Ещё собираясь в Ленинград, я чувствовала, что Т.В. (Доронина) на этот раз останется в Москве. Московская[74] она теперь. И для меня тоже.
Для ЗэМэ Москва – это показуха, красивость, дешёвка, гостиница. Ленинград строже, сдержаннее, серьёзнее. Ленинградская Т.В. была как-то пронзительно духовна. В Москве она была не от мира сего. Гордая, углублённая в себя, она, казалось, рвалась к чему-то высокому и прекрасному, не обращая внимания на насмешки, сплетни, клевету. И в ней была ленинградская строгость и глубина. ЗэМэ, к сожалению, права кое в чём. Теперь, по-моему, Т.В. сыта и успокоена. Играя в театре раз в неделю, а то и в две, она позволяет себе играть из рук вон плохо, попросту валяет дурака. «Мачеха» – это показуха, дешёвка. Черты Москвы, отмеченные Зэмэшей, действительно в городе есть. Правда, не всегда они – главное, не всегда они делают погоду. Но Т.В. их, кажется, переняла. Поэтому в этот наш приезд в Ленинград я впервые не нахожу в нём следов Т.В., не чувствую её. В театре сняли большинство её фотографий, и город, словно поняв, что она другая, что он её лишился навсегда, оделся в траур. Лежит почерневший, грязный и чужой. Грустно. Для меня Т.В. была душой Ленинграда. С её исчезновением умер город. Я чувствую, что расстанусь с ним надолго, быть может, навсегда. Странно, но ЗэМэ никогда не ассоциировалась у меня с Ленинградом. Она – сама по себе. Отдельно. Правда, всё-таки во мне живёт Зэмэшин БДТ, с которым я на «ты», но рядом с ним жил БДТ Т.В. -на «Вы». Бесспорно, что ЗэМэ – один из самых дорогих для меня человеков и, пожалуй, самый интересный, но Ленинград всё-таки подарен мне не ею.
