— Видите ли, я немного музицирую. Играю на рояле — Петр Титович замялся — Помогает отвлечься от работы. Мог бы попробовать подобрать ноты.
— Что ж… попробуйте. Тут просится романс — я попытался напеть первый куплет, но вышло откровенно плохо. Прямо карканье какое-то, а не знаменитая песня.
В курилку заглянул чиновник из секретариата. И обалдело уставился на нас. Распутин поет песню, а Самохвалов внимательно слушает, отстукивая на подоконнике ноты. Картина маслом!
— Петр Титович, у меня есть к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
— Даже так? — удивленно поднял бровь жандарм.
— Именно так — возглавить мою личную службу безопасности. Полномочий — вагон, жалованьем не обижу, люди есть.
— Да я вроде и не против, только не пойму, зачем это вам?
— Мы в такую кашу влезли, что уже сейчас вокруг меня множество темных личностей вьется, в том числе и заведомые вражеские агенты. Да и недругов я нажил немало, есть у меня нехорошее чувство, что меня скоро убивать будут.
*****
Наверное, если бы ребята из галактики Кин-дза-дза лепили свой пепелац из тряпочек и палочек, он бы так и выглядел — как я ни старался донести до наших авиастроителей новейшие веяния будущего, все пока не впрок, все пока у них вешалка для белья выходит. На колесиках и с моторчиком.
Но — летает! И летает неплохо. Стрекочет, как Карлсон, прямо “лучшее в мире привидение из Гатчины”. И шестеро офицеров уже подготовлены как летчики — Кованько из кожи вон лезет, чтобы пробить непробиваемую военную бюрократию и выдать ребятам “свидетельство пилота”. Сам летал только пассажиром, низенько и близенько, потому как генерал-майору никак невместно такой трещоткой парусиновой управлять. Но по глазам видел — хочет, ох хочет Александр Матвеевич в небо! Но нельзя. И потому он всю свою энергию направлял на то, что считал необходимым для развития воздухоплавания и авиации. Например, на ссоры с Вуазеном.
Шарль тоже еще тот красавчик. Понимаю, что раньше он работал с братом и никакого начальства над ним не было, вот и не привык вести себя, как положено в иерархической структуре, тем более армейской. А Кованько, хоть и воздухоплаватель — военная косточка, ему с детства в подкорку зашили “равняйсь-смрно-разрешите обратиться!” и он таких взбрыков не понимал. Ну и плюс Кованько худо-бедно старался привлечь к делу ученых мужей, с Николаем Егоровичем Жуковским переписку затеял, тот все рвался из Москвы приехать, на полеты посмотреть. Дмитрий-то Рябушинский, его патрон и создатель Аэродинамического института уже успел причаститься, когда с картиной Пикассо приезжал.
