– Я бы сказал, идеально! Что думаешь?
Джим удивился, насколько удобно и тепло его ногам внутри новых ботинок. Он сделал несколько робких шагов и, как ему показалось, даже не пошатнулся.
– Видишь?
– Кое-чего по списку не хватает, – объявил возникший за их спинами продавец, – но после обеда всё будет. Ничего, если доставим вечером?
– Чудесно, спасибо, – кивнул Уоррен. – И ботинки мы тоже берём. И одну пару носков. Точнее, – добавил он, прихватив ещё несколько пар разных цветов, – чуть больше одной.
Продавец радостно закивал, но, увидев бледную улыбку мальчика, глубокие морщины, избороздившие его болезненное лицо, и потемневшие зубы, отвёл разом посерьёзневший взгляд.
Уже в дверях Уоррену пришла в голову мысль. Он вернулся на пару шагов и поделился ею с продавцом, который после недолгого размышления сказал, что сделает всё возможное, чтобы доставить заказ.
Потом они вышли на улицу, и Уоррен заметил, что Джим не перестаёт улыбаться, восторженно глядя на новую обувь.
И бодрящие солнечные лучи снова осветили мрачный чердак в голове Роберта Уоррена.
– Вот, видишь? – спросил Уоррен. – Это ванная. А вот здесь, в этой лохани, моются.
У Джима и его семьи такой комнаты отродясь не было. По нужде выходили на улицу: там, на краю поля, папаша, как родилась Джоанна, построил что-то вроде шалаша, а раньше, говорили, была просто яма с двумя досками посередине и крошечным навесом из веток на случай дождя. Дэниэл однажды туда свалился, и Патрик его дразнил с тех пор. Была гроза, воды налилось море, и Дэниэл чуть не утонул в полной экскрементов яме, а когда его вытащили, липкая вонь ещё пару недель преследовала каждого обитателя дома. Вся семья мылась в одной бадье, по очереди, от самого старшего до самого младшего (первым всегда был отец, последним – Тимоти), и воду не меняли: не пропадать же добру.
– Вода идёт из этой трубы, – объяснил Уоррен. – Просто поверни кран – и…
Струя ударила ему прямо в лицо, помешав закончить фразу. Профессор выругался и быстро завернул вентиль.
– Чёрт возьми! – проворчал он, вытираясь. – Должно быть, это и есть та течь, о которой говорила Бет. Держу пари, сама же она трубу и пробила. Похоже, с ванной придётся обождать. Эй, ты чего?..
Мальчик смеялся. Не улыбался – хохотал, разинув рот, так что видны были зубы. Однако у Уоррена создалось впечатление, что смеяться он не привык и только подражает кому-то ещё, как будто подобные эмоции вообще были ему не свойственны. Изо рта вылетали гортанные звуки; изборождённые морщинами щёки, казалось, вот-вот порвутся от напряжения, а оскал потемневших клыков, наверное, никто не назвал бы весёлым – но мальчик смеялся.
