– Вроде «ледяного мальчика»?
– Давай-ка лучше приберёмся.
Вечером, возвращаясь из лазарета, Уоррен снова увидел Алекса. Создалось неприятное ощущение, что ассистент поджидал именно его, но профессор промолчал.
– Не спится? – спросил Алекс.
– С чего ты взял?
– Тогда почему вы не у себя?
– Не думаю, что тебя это касается.
Сквозь пелену взметённых ветром снежинок молодой человек бросил взгляд туда, откуда пришёл профессор.
– Так вы из лазарета?
– Спокойной ночи, – настойчиво произнёс Уоррен и зашагал прочь.
– Значит, от «ледяного мальчика»? Говорят, он совсем овощ. Растительная форма жизни.
Уоррен остановился, не обращая внимания на бьющие в лицо порывы ветра. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал.
– Вроде как шутка природы, – продолжал Алекс. – Вы же не рассчитываете вернуть его из мёртвых?
– Мне пора.
– Это ведь я вас спас! Я вытащил вас из-под той скалы! – донеслось до Уоррена сквозь завывания ветра. Но он предпочёл думать, что ему просто послышалось.
Следующие несколько дней Алекс бродил вокруг лазарета, время от времени заглядывая внутрь, но, встречаясь взглядом с доктором Джессопом, делал вид, что просто шёл мимо.
Тогда доктор решил, что стоит сообщить Уоррену.
– Похоже, этот ваш ассистент, Алекс Тайн, – парень любопытный.
– Любопытный?
– Ну да. Думаю, он хочет увидеть мальчика и в то же время боится его.
Уоррен вспомнил покрасневшие глаза Алекса, его измождённое лицо. Нет, подумал он, это не просто любопытство.
– В последнее время Алексу нездоровится. – Профессор подкинул вверх черно-белый камешек, заставив его вертеться в воздухе, и одной рукой поймал на лету.
– Что вы имеете в виду?
– Бессонница, я полагаю.
– На что жалуется?
– Говорит, не может спать при свете.
– Довольно распространённая проблема в этих широтах.
– Поможете ему?
– Я – нет. Снотворное – вероятно.
– Скажу, чтобы он к вам зашёл.
Джессоп заверил профессора, что сделает всё возможное.
– Давно вы знаете Алекса? – поинтересовался он.
– С тех пор, как он появился на станции.
Доктор заколебался, не зная, стоит ли говорить то, что собирался, но слова всё-таки вырвались прежде, чем здравый смысл успел скомандовать «кругом».
– Он ведь ровесник вашему сыну, верно?
Уоррен почувствовал, будто грудь пронзило раскалённым железом. Так бывало всегда, если кто-нибудь спрашивал его о Джеке.
– Да, – выдавил он.
Джессоп мог бы сказать, что пережить собственных детей неимоверно больно. А Уоррен ответил бы, что, если бы не тот отсвет на скале, его бы уже не было в живых. Но оба промолчали. А когда, чтобы скрыть смущение, они перевели взгляды на мальчика, то обнаружили, что тот открыл глаза. И, казалось, смотрит на них.
