Хозяйка Тишины | страница 30



Цветок рухнул вместе с кадушкой, черепки и сухая земляная пыль разлетелись во все стороны.

Когда чужак обернулся и молча прошёл мимо меня обратно к выходу, не глядя, мне было страшно смотреть в его потемневшее, кипящее гневом и болью лицо.

Глава 11

Я как стояла, так и села на топчан, прямиком на пыльную медвежью шкуру.

Растерянно оглядела рассыпанные по полу украшения, которые вдруг оказались совсем не «просто» украшениями. И у меня не было ни единой догадки — зачем Верда их собирала, и почему одно из них так много значит для чужака.

А потом вдруг испугалась — не ушёл ли он в лес куда глаза глядят?! Вдруг решил всё же искать колдунью дальше, бедовый?

Я вскочила, стремглав бросилась вон из землянки, спотыкаясь на осыпающихся ступенях, уже представляя в панике, как буду его с такой форой догонять в чаще…

…и словно на стену каменную налетела, замерла у порога.

Он стоял у колодца в нескольких шагах от меня, смотрел невидящим взглядом куда-то вдаль, а скорее всего — в прошлое. Стаскивал доспех — зло, остервенело дёргая пряжки. Потом отшвырнул его в пышную траву, не глядя. Туда же отправились куртка и льняная рубаха под ней, со шнуровкой у ворота.

На широкой обнажённой груди тускло поблескивал тот самый медальон, который он уже успел надеть на себя. На потемневшей серебряной цепочке, слишком короткой для его мощного телосложения. Теперь я смогла рассмотреть узор — круг из синих мелких камешков, а в центре один покрупнее. И тонкие бороздки от середины к каждому из круга, как звёздные лучи. Красиво…

Пока я любовалась… медальоном, конечно же… чужак откинул деревянную дверку в скате крыши, что прикрывала колодец от попадания листьев и всякого лесного мусора. Звякнула проржавелая цепь, ведро со скрипом стало опускаться вниз, пока мужчина размашистыми движениями раскручивал за ручку тугой вал.

Тихий плеск — ведро достигло воды. Уже с усилием, полное — назад. Взял его обеими руками, как только показалось в дверце, и, вытягивая цепь, перевернул над головой.

Когда ледяной ливень обрушился на поднятое к небу лицо, на плечи, спину, изукрашенную застарелыми шрамами, он тихо рычал и отфыркивался, как дикий зверь. Словно этим холодом пытался остудить гнев, унять боль, смыть с души что-то, давно терзающее… вымыть занозу из сердца. Я увидела это так отчётливо в то мгновение, словно он сам сказал мне об этом. Но не уверена, что вода помогла, и что старые раны на душе можно вообще исцелять так же просто, как на теле.