А на рассвете, когда солнце робко гладило оживший мир золотыми пальцами, я проснулась, будто от толчка. Распахнула глаза и увидела направленный на меня взгляд.
Слишком поздно пришло осознание.
Меч так и не отобрала. Привязать забыла. Совёнок, наверное, спит крепким сном где-то под крышей.
Вот сейчас, дурёха, всё и узнаю.
Не знаю, почему — но я думала, что глаза у чужака будут чёрные. Как и волосы, брови, одежда… и даже меч.
Но они оказались серые. Серые, как туча, несущая грозу в своей тяжёлой глубине. Вот у него глаза были такие же, и тоже несли мне, судя по всему, неслабое такое стихийное бедствие.
Чужак без сил откинулся на подушках и просто повернул голову — смотрел на меня, часто моргая и щурясь, медленно выбираясь из сонной дымки, туманящей сознание.
Взгляд скользил по моему лицу, я будто чувствовала прикосновения. И на секунду подумалось — вдруг всё будет хорошо? Ведь когда долго-долго грустно и тоскливо, потом непременно же должно быть хорошо. Иначе зачем всё?.. И мурашило меня, мурашило… Потому что взгляд был такой… пристальный, испытующий и кажется… кажется, даже восхищённый. Как будто он долго блуждал во тьме, а потом увидел красивый рассвет. И эта смутно мелькнувшая радость — такую невозможно подделать, это что-то физическое, глубинное, настоящее.
Я застыла на середине движения, приподнимая голову, как пугливая лиса, что выглядывает из норы, да так и осталась — на одной линии с его взглядом, глаза в глаза. Готовая от чистого сердца ответить на эту радость.
Поэтому и не пропустила, наверное, тот момент, когда всё закончилось.
Когда остатки сна слетели с моего чужака. Когда он вспомнил, кто он и откуда, и зачем явился в этот лес. И понял, видимо, кто перед ним.
Обмирая и чувствуя, как холод растекается по сердцу, я следила, как льдом схватывается его взгляд, что был почти тёплым минуту назад… увидела вспышку гнева, суровую решимость и жёсткость… и тогда осознала отчётливо, что пробуждение ему совсем не понравилось. Он меня совершено не знает — но, кажется, ненавидит.
Как же это было больно.
До онемения кончиков пальцев на руках. До желания бежать куда-нибудь, спрятаться ещё дальше в лес — где нет даже звериных троп, куда не заглядывает солнце, где никто никогда не найдёт. В такое место, где тебя не станут ненавидеть только за то, что ты — Хозяйка Тишины.
Я отшатнулась.
Чужак резко приподнялся на локте, но тут же зажмурился и сморщил нос от боли. Он всё ещё слаб — и это мой шанс. Меня сейчас никто не держит, не хватает за руку, словно я — его собственность. Значит, бежать, бежать! А лечить раненое горькой обидой сердце буду потом.
