Чутко вслушивался он в предутреннюю тишь, но услышал и увидел всадников, уже когда они с шумом скатывались по сыпучему откосу к пруду. Лошади их, уйдя по самые бабки в топкий берег, раздувая ноздри и фыркая, потянулись к воде.
— Где этот мамкин сынок? Спит, поди, — прогугнил голос, и Герка узнал младшего Химичева. — И чего этот Козоброд велел нам его с собою тянуть?
— Не твоего ума дело, — осадил его суровый Платон и, зыркнув по сторонам, негромко свистнул.
— Здесь я, здесь, — выходя из своей засады, заговорил Галанский. Платон еще раз зло и с укором поглядел на болтливого Якова.
— Молодец, Гимназист, — сказал Герке. — Давай за нами.
В саду, держа в поводу оседланную лошадь, стоял незнакомый Галанскому мужик. Поддержал Герке стремя, бросил Платону: «Ну, как договорились!» — и, махнув на прощание рукой, зашагал вниз по дороге к поселку. Трое поехали к лесу.
Лошадей почти не понукали. Платон раза два вынимал из жилетки часы, сверял время. Герка понял, что направляются они с кем-то на встречу к условленному заранее сроку. Ехали больше часа. Густой туман рассеялся, поднималось над деревьями нежаркое сентябрьское солнце, весело и чисто цвиркали лесные птахи, гулкими очередями выстукивали по сухим макушкам сосен дятлы.
— Во-о! Вот ведь птица-то поганая! Хошь, собью? — не выдержав долгого для него молчания, обратился к Герке громко и весело трепливый и, по всему видать, не шибко умный Яков. Из-за пазухи он вытащил обрез.
— Тьфу! Ну и шухарной, а?! Наградил же ты меня, господи, братцем! За какие только грехи, не пойму, — заругался со злобой старший Химичев.
Яшке только этого и надо, загыкал в смехе: «Та шутю же я, шутю! Непонятливый, во-о!» — Отсмеявшись, вновь обратился, приглушив голос, к Герке: «Слышь, Гимназист, давай маленько отстанем. Што я те счас расскажу! Мне эти долбачи, дятлы эти, пулеметы как вроде, мерещатся, понял? Раз был у нас такой кандебобер…»
Но и на сей раз Яшке не повезло. Прямо из-за куста, напугав и лошадей и всадников, на дорогу, гикнув, выскочил и завертелся перед ними на горячем коньке человек.
— А, братаны! — закричал он. — Что, черти рыжие, забалакались?! Проглядели, мать вашу!
Перед ними был Царь ночи. Широкоплечий, хоть и ростом невысок, жилистый и ловкий, был он для Герки в своей бесшабашной удали олицетворением всего того, что выражает в блатном мире понятие «свобода». И смеялся он, как никто, с такой бесшабашной удалью, будто всем бросал вызов. Похоже на него смеялся и Щегол. Но теперь Герка понял, что Левка только копирует. «Да, а почему все-таки Щегла не позвали? Его, Гимназиста, позвали, а Щегла нет. Странно…»
