* * *
Дорога от волости к уезду все бежит и бежит, открывая взору новые, пока незнакомые леса, луговины, поля. Вельдяев, милиционер из Усть-Лиманска, все понуживает лошадку да пошлепывает ее кожаной вожжой по гладкому крупу. Их таратайка то подпрыгивает на корневищах, то заваливается опасно набок при крутых выездах из оврагов и промоин, которые шальная Машка, так зовут каурую, преодолевает бешеным скоком, норовя, как видно, выкинуть молчаливых ездоков. Небо, грозившее с утра дождевыми тучками, наконец развиднелось, и на душе у Николая и Федора заметно посветлело.
Как это обычно бывает среди погодков и людей одного интереса и судьбы, невидимыми токами, без одного слова попутчики сумели расположиться друг к другу и заговорили наконец так, будто прервали затянувшуюся в их беседе паузу.
— Ну и как? — Журлов тронул Вельдяева за колено. — Ну, и как у вас насчет рыбалки?
— Ага… — Федор очнулся, заморгал растерянно белесыми ресницами, не вполне еще вникая в смысл вопроса. — Да ведь тоже хорошо, — заулыбался. — Богато у нас с рыбою… А грибов!
Сосредоточенно-суровое, обычное для него выражение лица преобразилось улыбкой. Видать по всему, вопрос Николая пробудил нечто дорогое сердцу.
— Я больше по грибы. А с рыбалкой тоже богат! Так ведь некогда. А так, бабы соберутся в лес, сходишь с ними — у нас без охраны нельзя, — за час полные короба. Каких твоей душеньке угодно — беляки, свинухи, грузди, маслята. А боровики — во!
Николай представил, тоже заулыбался. И как-то без всякой связи вдруг спросил:
— Послушай, Федор, а чего это мне вчера сотрудник ГПУ из С—а намекал на какие-то грехи ваши? Я имею в виду Пинюгина и Царя ночи, это вы ему такую кличку придумали или же он самолично себя короновал? Про какую-то там бомбу, говорит, порасспроси. А-а? Историю с яблоками знаешь?
Николай задал этот вопрос без всякого умысла, но детски счастливую улыбку с лица Вельдяева будто стерло, и оно стало сумрачным и некрасивым. На нем еще резче проступила худоба, височные жилы. Насупился Федор. А Николай уж было и пожалел: чего это он поспешил задеть человека за больное, не успев как следует и рассмотреть его. Но пожалел не очень. Интуиция ему подсказывала: свой парень, правильный. А если свой, от своего, что ли, таиться? Души же не хватит, если еще и на своих напрягаться. Да с их работой столько расходуешься на всякую сволочь!
— Слушай, Вельдяев, ну чо вы там? Боитесь, что ли, этого Козоброда?! Чем он вас запугал-то?
