После рабфака я поступил в институт, а оттуда ушел в школу военных летчиков… Да, упустил один момент: в тридцать первом году я встречался с отцом, у нас был тяжелый разговор. Я первый раз видел слезы отца.
Воевал я честно, имел, как вы знаете, награды. Потом меня перевели в отдельный авиационный, отряд, стал летать в Японию. Там встречался с американскими офицерами; нарушая допустимую грань, бывал на квартирах, выпивал с ними, вступал в неделовые контакты.
В аэропортах Ацуги и Ханэда, где мы обычно делали посадки, я часто встречался с полковником Беком из штаба Макартура. Он казался мне общительным и любезным человеком. О его подлинной роли я поначалу, конечно, не догадывался. Позднее понял, с кем имею дело, но решительно порвать с ним не хватало силы воли. Я легкомысленно придумывал различного рода оправдания: то внушал себе, что сведения, которые сообщаю, не секретны; то думал, встречусь еще один-два раза и порву связь с ним. Должно быть, успокаивал свою совесть. И вот результат… В тот момент, когда Бек пригласил меня объясниться по поводу допущенного мною нарушения правил полета, я не придавал этому факту большого значения.
— Степан Ильич, а нарушение с вашей стороны было? — поинтересовался Павлов.
— Формально, да. Я совершил посадку без предварительного разрешения — это грубейшее нарушение, хотя я был поставлен в безвыходные условия. Я уже рассказывал об этом, — Сарычев кивнул в сторону следователя. — Из-за этого нарушения меня могли, по меньшей мере, отстранить от полетов в Японию, а то и демобилизовать из армии. И того и другого решения я боялся. Панически боялся…
— О ваших внеслужебных контактах с американскими офицерами командованию было известно?
— Скорее всего, нет. Я скрывал эти встречи, понимая, что могу иметь неприятности из-за них.
Сарычев и теперь, как видно, еще не совсем ясно представлял обстоятельства своего падения и, может быть, плохо осознавал, что попал в заранее подготовленную и хорошо расставленную западню.
Американские разведчики из отдела Джи-ту при штабе Макартура пристально приглядывались ко всем советским людям, обслуживавшим советскую часть Союзного Совета для Японии. Они придерживались бытовавшей тогда в их среде концепции: устанавливать контакты и вести обработку советских граждан целесообразнее за пределами СССР. В условиях «свободного» мира, говорили они, советский человек как бы отрывается от моральных и нравственных принципов, принятых в социалистическом обществе, и легче «клюет» на подброшенную наживу в виде обещания различного рода благ, подарков, денег.
