Толкын во всех подробностях припомнила жизнь Аймторы в их доме.
…Конечно, была пышная свадьба, особенно интересным был беташар[19].
— Ой, сноха, сноха! Бела ты, как яйцо… Но не будь болтлива. Будь вежлива. Поклонись первому, поклонись второму, поклонись третьему!.. — сыпал бойкий на язык жырау[20].
Кланяться нужно было всем старшим мужчинам и женщинам аула, в первую очередь родителям и родственникам мужа. Аймторы пришлось отбить не меньше ста поклонов почтения, ее стан гнулся, как ветка на ветру. Толкын не терпелось посмотреть лицо снохи. Но стихотворным наставлениям жырау не было видно конца. Сноха так утомилась от ежеминутных поклонов, от шума и болтовни жырау, что еле держалась на ногах. «Что он так разболтался, бессовестный…» — про себя обругала его Толкын.
Наконец платок с лица снохи был снят, и Толкын вскрикнула от восхищения. «Какая красавица! Лицо серебристое, как промытый рис, губы сочные, что твой мак, а шея, а брови, а грудь! Талия даже тоньше моей!..»
Одежда снохи была богатой. Высокое, как минарет, саукеле[21] из красного бархата наверху украшено совиными перьями, низ подбит золотой тесьмой. Полы камзола из желтой парчи отделаны серебром, он застегивался серебряной застежкой с красным рубином в середине. Глухой ворот длинного белого платья стягивал тенгелик[22], похожий на золотую медаль, инкрустированную бриллиантом. Один конец прозрачной, как летнее небо, желек[23] приколот к саукеле, а другой, как шлейф, тянется сзади. Тугие толстые косы скреплены девятью серебряными рублями. Все это убранство великолепно оттеняло красоту Аймторы.
Толкын от души радовалась, что у них в доме будет жить такая красавица, она мысленно благодарила тех, кто с таким вкусом нарядил ее.
Она гордилась своим любимым, единственным братом, который, несмотря на многие препятствия, сопротивление родителей, настоял на своем и женился на Аймторы.
Свадьба кончилась. Люди разъехались. Наступили будни. Толкын начала понимать, как фальшивы пышные свадебные обряды, как далеки они от уважения к человеческому достоинству. Бедная Аймторы На глазах начала вянуть и горбиться. «Старик пришел — поклон, старуха пришла — поклон, знакомый пришел — поклон, незнакомая пришла — поклон. Что за унижение?!» — возмущалась Толкын.
Иногда ей до того жалко становилось изнуренную работой сноху, что она бросалась помогать, хотя по традиции этого делать не следует. Если это видела мать, она строго поучала: «Иди, учи свои уроки. Ишь, что выдумала, в этом доме и одной женщине делать нечего». Толкын уходила, возмущенная такой несправедливостью.
