14 декабря при перевязке обнаружилось ухудшение раны и увеличение отека стопы. Пульсации тыльных артерий на обеих стопах не было. 15-го – в среду – вновь появился лимфаденит. При перевязке вокруг раны доктор Буткевич сделал насечки, уменьшившие напряжение тканей и ослабившие боли. 18-го приехала Зинаида Михайловна и фельдшер Кузовкин. Им было разрешено свидание с больным. 20-го, в понедельник, сильные боли в желудке. Вид ран улучшился. Решено с операцией подождать. Больному назначена сильная порция слабительного. 21-го температура намного ниже нормы, сильная слабость, больной почти ничего не ест. Беспокоят боли в желудке, усилились боли в ноге. С этого дня назначено ежедневное впрыскивание стрихнина. Вечером 21 декабря Буткевич со мной в беседе сказал: «Надо делать операцию – силы падают». С 22 декабря было разрешено дежурство при больном мне и его жене. Ночью он говорил ей: «Увези меня в Рябково, я страшно тоскую…» Все эти дни больному беспрерывно вводился морфий.
28-го на утреннем обходе ординатор Лебедева спросила: «Готовитесь к операции? Волнуетесь?» «Нисколько, – ответил Болеслав Павлович, – я уже старик, все равно рано или поздно надо умирать…» В одиннадцать часов дня появился Буткевич. «Мы запоздали, – сказал он, – пришлось сначала сделать другую операцию, как боли, сон?» Больной ответил: «Не беспокоили, чувствовал себя хорошо». – «Может быть, отложим операцию? До завтра. Нет уж, тогда до четверга».
У меня и у Зинаиды Михайловны, присутствовавших при этом разговоре, от этого откладывания стало легче на душе, возобновились надежды, что в операции надобности не будет.
Вечером этого дня папа, между прочим, сказал Зинаиде Михайловне: «Все равно я буду калека, не работник, я буду подлецом перед тобой». Она, конечно, старалась успокоить его.
30-го, четверг, больной не спал всю ночь, выглядит плохо, температура тела не поднималась выше 35,5. В 12 часов при обходе папа спросил у Буткевича: «Ведь на сегодня назначена операция?», тот ответил: «Вы сегодня плохо выглядите, перенесем на завтра».
31 декабря я пришел в больницу в 10 часов утра, папа меня не узнал, поздоровался за руку как с чужим, хотя как будто и был в сознании. Около двух часов на папином лице внезапно появилась бледность, пульс очень слаб. Я позвал доктора Лебедеву. Она поставила диагноз: «коллапс», приказала сестре немедленно впрыснуть кофеин и вызвала доктора Буткевича. Тот отменил назначение всех лекарственных средств, приказал влить под кожу 1000 куб. сант. раствора соли и ввести повторно кофеин. Сознание больного восстановилось.
