– Обувайся, одевайся каждый день… то ли дело летом… Встал в той самой рубашке, в которой спал, в тех же штанах иди себе куда хочешь, а о ногах и вовсе думать не надо…
Давно уже прошло то время, когда он, как и многие его друзья, летом ходил в сандалиях, и только в исключительных случаях, в особенно теплую погоду, разрешалось походить некоторое время по мягкой травке босиком, да и то где-нибудь около дома. Осенью же и весной он был обут в теплые целые ботинки с галошами, а зимой в мягкие и, конечно, тоже совершенно целые валенки. Теперь в течение уже нескольких лет он и его товарищи про это забыли. Чуть только стаивал снег, обувь сбрасывалась с ног, и все ребята переходили на свою собственную «неизносимую», как говорила Арина, обувь, то есть, попросту говоря, начинали носиться босиком. Правда, в школу приходилось что-то одевать, но по возвращении обувь сбрасывалась и летела куда-нибудь в угол; не смущаясь даже тем, что на лужах попадался ледок, по ним, а позднее по густой мягкой пыли, покрывавшей улицы Темникова, все шлепали босиком. Так продолжалось до поздней осени. Ноги за лето так грубели, что не чувствовали ни холода, ни боли и так растаптывались, что сброшенные весной ботинки натягивались осенью с большим трудом, хотя почти всем, как правило, обувь шилась или покупалась на вырост, то есть на два номера больше действительных размеров ноги.
Борис страдал сильнее других, потому что у него быстро росли ноги, и надев первый раз осенью старые ботинки, он еле мог досидеть в них до конца уроков.
Давно уже ушло в прошлое то время, когда Борис носил лифчик, к которому пристегивались резинками коротенькие штанишки; с тех пор как он поступил в гимназию, он все время носил длинные штаны на специальных подтяжках, которые няня Маня называла «помочи». Но и это все было давно изношено, а тому, что уцелело, он сам удивлялся, как это в свое время умудрялся залезать в такую маленькую одежду. Теперь он носил и зимой и летом одни и те же штаны, сшитые из черного бумажного сукна, с многочисленными заплатками и штопками, они были застегнуты на одну верхнюю пуговицу и на этом держались. Больше пуговиц в прорешке, как правило, не было, они почему-то ужасно быстро отрывались. Пока они были новые, они доходили мальчишке до пят, теперь же еле доставали до половины голени. Когда-то они были черными, но от долгого употребления, стирки и починки приобрели какой-то неопределенный серо-грязный цвет, а нашитые на коленях и заду заплаты были уже совсем непонятного цвета.
