Отец Паисий, войдя в келью, поставил в уголок у двери свой посох, перекрестился на иконы, что не замедлили повторить и вошедшие за ним ребятишки, подошел к шкафчику, вынул из него несколько кусков сахара и раздал ребятишкам. Затем он сказал:
– Ну, дети, идите с богом, я перед молебном немного отдохну…
После молебна певчих накормили сытным обедом и отправили пешком домой.
Мы уже знаем, как происходило это возвращение.
Вскоре Янина Владимировна узнала от одного из педагогов школы, что в Наробразе ученикам-сиротам выдают кое-какую одежду и, кажется, даже обувь.
Было написано заявление, и Боря отправлен в Наробраз. Когда он туда пришел, там уже находилось несколько таких же бедолаг. Всех их принял сам заведующий уездным отделом Народного образования.
Он прочитал каждое заявление и что-то написал на уголке каждого из них, затем он вернул бумажки и предложил всем пройти на склад, помещавшийся здесь же во дворе исполкома, и получить то, что было разрешено. Боря получил три аршина ситца на рубаху и хромовые ботиночные заготовки с необходимым прикладом. В его памяти сохранился вид этого ситца, это была розовая материя в мелкий красненький горошек. Вряд ли теперь кто-нибудь и в захолустном селе носил бы рубашку из такой материи, но тогда были рады и этому. Рубаху скроила и сшила няня Маня при содействии Луши. Это была косоворотка, сшитая «на рост», первые дни она топорщилась во все стороны, а рукава свисали длиннее пальцев. Но все-таки это была обнова…
С ботинками дело обстояло хуже, а как раз они-то и были нужнее всего. Если бы был жив муж Анны Никифоровны Шалиной, то он бы сшил ботинки быстро, а теперь пришлось искать сапожника. И когда он был найден, то за шитье запросил непомерную цену – 5 фунтов меда. Пришлось отдать.
После каникул Алёшкин пошел в школу в новой рубахе и новых и неимоверно скрипящих ботинках, скрип этот доставлял ему удовольствие, а у его товарищей зависть… Вообще-то говоря, мальчишка имел довольно нелепый вид, но тогда мало кто следил за внешним видом друг друга, почти все были одеты кто во что горазд. Поэтому на его розовую в горошек косоворотку, подпоясанную тонким матерчатым ремешком, черные потрепанные и залатанные штаны из бумажного сукна (было, оказывается, такое сукно) и большие, невероятно скрипучие хромовые ботинки, из-под которых выглядывали портянки, завязанные под штанинами веревочками, никто не обратил внимания. Нательное белье, вернее, то, что оставалось от него, было далеко не первой свежести. На голове каким-то чудом держалась старая гимназическая фуражка с поломанным козырьком. Так как весна вступила в свои права, то Боря ходил без шинели, из которой, кстати сказать, он и так уже вырос, что она была гораздо выше колен, а застегнуть ее при всем желании никому бы не удалось.
