– Нет, Нюта, это совсем не то. Ты этого не понимаешь. Я хочу, я должен изучить какое-нибудь ремесло по-настоящему. И Бориса обязательно заставлю учиться какому-нибудь полезному физическому труду.
– Он и так много работает: и за козами чистит, и дрова колет, и на дворе всё убирает; а теперь еще и книги переплетает, он все свои учебники переплел и… – Анна Николаевна чуть было не проговорилась о Бориных заработках, но, вовремя заметив умоляющий жест мальчика, замолчала. Однако дядя Митя, поглощенный своей новой идеей, ни на что не обращал внимания и только сказал:
– Книги переплетает, что же, это хорошо… Боря, ты переплетешь мои старые ноты?
– Обязательно, дядя Митя, когда хочешь…
– Спасибо, – задумчиво произнес Дмитрий Болеславович, – нет-нет, это не то… Мы, Боря, должны будем с тобой выучиться настоящему и серьезному «ремеслу» и тогда станем настоящими «пролетариями».
Анна Николаевна только хмыкнула:
– Ну, опять очередная блажь, – не вытерпев, воскликнула она и, сердито посмотрев на мужа, вышла в кухню.
Осуществить свое намерение так быстро, как хотелось, Дмитрию Болеславовичу не удалось… Случилось, как всегда, непредвиденное…
Еще в тюрьме он простудился, у него появился кашель, а по вечерам поднималась температура. Несмотря на это, не обращая внимания на протесты жены, по выходе на работу он сразу же выехал в один из отдаленных уголков Кинешемского уезда и вернулся уже совсем больным.
Приглашенный Анной Николаевной врач из госпиталя, увидев, что у больного температура около 40 градусов, прослушав и простукав его, определил: «воспаление легких». Дмитрий Болеславович с этим диагнозом не согласился, но когда по просьбе Анны Николаевны его осмотрел один из лучших врачей Кинешмы, доктор Доброхотов, подтвердивший диагноз своего более молодого коллеги, то спорить не стал. Да он уже и не мог. Положение его стало настолько тяжелым, что почти все время он находился без сознания.
Доброхотов прописал соответствующие, весьма скромные, с нашей современной точки зрения, средства, да и те Анна Николаевна достала только в госпитале, очевидно, с помощью Николая Васильевича; и поставил главным условием строгий постельный режим.
В 1921–1922 годах воспаление легких считалось чрезвычайно опасной болезнью, и не только потому, что не было тогда целого ряда даже простейших необходимых медикаментов, а еще и потому, что почти все заболевшие пережили голод и организм их был ослаблен.
Понятно, почему Анна Николаевна встревожилась, выпросила себе на службе отпуск и буквально днями и ночами не отходила от постели больного мужа. Боря и Настя по мере своих сил и разумения ей помогали. Вот, пожалуй, тогда он и понял, что, несмотря на дикие ссоры между супругами Пигута, на, казалось бы, беспредельную ненависть, существующую между ними, их связывало гораздо более крепкое чувство, которое проявлялось в трагические моменты их жизни.
