Кстати сказать, чуть ли не с первых дней Борю-старшего называли в семье Бобли, как прозвал его Женя, которому было трудно выговаривать длинные слова Боря-большой, и который, в отличие от младшего, которого звал просто Боля, прозвал так старшего. За Борисом-большим так и сохранилось это прозвище на долгие годы.
Собирая все эти пряжки, ремешки, склянки, банки, патроны и разную прочую дребедень, дорогую мальчишеским сердцам, они тащили эти «сокровища» домой и складывали в одном из углов кухни, чем вызывали справедливое негодование матери, однако пока терпевшей этот воинский склад, как она его называла.
Почти на каждом конверте, найденном в казарме, были наклеены или японские, или китайские марки, для Бобли это было настоящим открытием: ещё в Темникове он начал собирать марки и, хотя и не увлекался этим до такой степени, как многие из его друзей, но тем не менее понимал, что эти марки для его темниковских и кинешемских «марочников» составляли бы предмет самых затаённых желаний. Одну из похожих марок он видел в коллекции у кого-то из самых страстных любителей, и тот уверял, что таких марок в России не достать, а тут… Их было такое множество и самого разнообразного цвета, хотя почти все с более или менее одинаковыми рисунками или изображением китайской джонки или пагоды, или солнца. Их стоимость обозначалась иероглифами, понять которые он, конечно, не мог. Он тогда еще и не знал, что марки собирают не только ребята, но и взрослые, что это развлечение или увлечение имеет даже специальное название, и что людей, собирающих марки, называют филателистами, всё это он узнал через много лет, а пока же вместе со своими братьями старательно сдирал марки с конвертов, найденных в казармах, причем делал это так, что от некоторых марок оставались только клочки, которые, однако, вместе с целыми старательно наклеивал в альбом. Самодельный, привезённый еще из Темникова. Скоро весь альбом был уже заполнен, и все вновь добываемые марки складывались в большую жестяную коробку из-под какого-то японского печенья, тоже найденную в одной из казарм.
Кроме того, ребята с не меньшим удовольствием бродили и по фундаментам недостроенных казарм, которые начинались почти возле самого дома и тянулись вглубь Майхинской долины на несколько верст по краям окружавших её сопок. Все эти фундаменты, частью полуразрушенные (строительство казарм было приостановлено более 10 лет тому назад), заросли высокой травой и кустарником. При этом большинство растений так же, как и населявший их мир насекомых, птиц и животных, были Борису-большому незнакомы, в России он таких не встречал, и потому возбуждали его живейший интерес, им же он заражал и своих младших братьев. Почти всё население этих зарослей совсем не боялось наших мальчишек, ни бурундуки, ни бабочки, ни тем более пауки. Борису удавалось довольно легко их ловить, и все они, поймав бурундука или какую-нибудь ящерицу самой необычайной раскраски, с интересом рассматривали пойманное животное или бабочку. Правда, они никогда этих животных и насекомых не мучили, насмотревшись, отпускали их обратно. Хотя, конечно, такое разглядывание и ощупывание для некоторых из пойманных не проходило бесследно.
