В результате он увидел, что почти за полуторагодовое стояние на одном месте, госпиталь сумел обрасти таким огромным хозяйством, что передвигать его куда-нибудь будет просто невозможно. Кроме того, основной фонд госпиталя – палатки, за этот период времени, очевидно, ни разу не ремонтировались и пришли в такое ветхое состояние, что вряд ли выдержали бы любой переезд. У Бориса сразу возникла мысль о строительстве таких же каркасно-щитовых помещений, какие он уже с успехом применял в медсанбате. Поделился он этой мыслью со своим заместителем по хозчасти капитаном Захаровым, но тот отнесся к этой затее скептически. Он таких помещений нигде не видел и считал, что делать их кустарным способом, как это делалось в 24-м медсанбате, будет и невыгодно, и займет очень много времени. Нужно будет подыскать хороших плотников, столяров и самое главное, материал – фанеру, брусья, доски, гвозди и металлические изделия, чего в запасе в госпитале не было.
Борис согласился с ним. Он понимал, что эта работа потребует много усилий и труда, но одновременно с этим старался доказать выгоды таких помещений перед бревенчатыми бараками. В конце концов, они договорились, что Захаров постарается подобрать соответствующих мастеров среди санитаров и выздоравливающих, попробует выпросить в соответствующих отделах штаба армии кое-какие материалы и они, для начала, сделают хотя бы какое-нибудь одно строение.
Но вскоре произошли такие события, которые разрушили все их планы.
Борис Алешкин довольно быстро сошелся со своим замполитом, капитаном Павловским, который оказался очень добродушным и простым пожилым человеком, очень мало разбирающимся в военных делах и в медицине, но зато отлично знающим и умеющим довести до каждого все вопросы международной политики, политические задачи, выдвигаемые нашей партией, и те конкретные задачи, которые возникали в воспитательной работе с личным составом госпиталя. До войны он работал одним из секретарей Выборгского райкома партии в Ленинграде. На фронт пошел добровольцем и в госпитале находился с самого его основания.
Уже в первые дни их знакомства, когда Павловский очень кратко, но в то же время очень содержательно обрисовал каждого штатного работника госпиталя, он остановился и на существовании тех многочисленных пар, которые имелись в госпитале. Он сказал так:
– Видите ли, товарищ Алешкин, конечно, вся эта «любовь», а вернее, игра в любовь, возникшая у нас с первых дней войны, держится до сих пор и постоянно возникает вновь, первое время меня как-то коробила. Как многие мои коллеги из других госпиталей и хозяйственных учреждений тыла нашей армии, я считал ее вредной, действующей разлагающе на коллектив. Под моим влиянием бывший начальник госпиталя пытался с этим бороться: разлучали создававшиеся пары, наказывали их участников административно, но из этого ничего не получилось. Наоборот, как это имеет место в некоторых госпиталях, где продолжают с этим бороться, такое насильственное разлучение друзей вело к тайным встречам, обману окружающих, а в некоторых случаях и поискам нового партнера или партнёрши. Так, в госпитале № 21 есть врачи, которые имели связь чуть ли не со всеми медсестрами. Есть медсестры, которые встречались с несколькими врачами, шоферами, поварами и другими работниками чуть ли не одновременно. Это привело к настоящему разврату, никакие наказания не смогли такой распущенности предотвратить. Мы же, как многие другие учреждения, по совету политотдела и санотдела армии, махнули на постоянное сожительство отдельных пар рукой. Пусть себе живут, пока молоды, пока их сердца достаточно горячи. И вот, по собственному опыту должен сказать, такие пары и работают лучше, помогая один другому, и нет у нас в госпитале таких развратных девиц, готовых переспать каждую ночь с другим. Такие более или менее прочные пары этого не допустят. Ну, а что будет дальше, мы пока предугадывать не можем. Может быть, из этих пар впоследствии образуются прочные, хорошие семьи. Может быть, по окончании войны они сами собой распадутся, не будем гадать. Пока же воспользуемся тем, что если мы эти пары не трогаем, то они работают и сохраняют дисциплину так, что многие могут позавидовать.
