Обозы эти, как и множество, вдруг неизвестно откуда взявшихся немецких солдат-пехотинцев, торопливо двигались в сторону Майского.
Из окна роддома Катя, Матрена Васильевна и ее сестра наблюдали, как понуро шагали оборванные, перепачканные в земле, некоторые с бинтами на руках или голове, фашистские вояки. Они совсем не походили на горластых, полупьяных, как будто отчаянных и довольно подтянутых солдат, которые всего месяц тому назад на машинах, танках и мотоциклах проехали через станицу в противоположном направлении.
Катя сказала:
– Видно, здорово им наши всыпали!
А немцы все шли и шли, не останавливаясь и не задерживаясь.
Ни Алешкиной, ни ее ближайшим знакомым и в голову не приходило, что это быстрое отступление фашистов – следствие не того, что их разбили под Орджоникидзе, хотя, конечно, упорное сопротивление защитников этого города тоже сыграло свою роль. Главное – разгром их под Станиградом, окружение огромной массы их войск, ликвидация всех попыток деблокировать окруженных и боязнь быть отрезанными в предгорьях Северного Кавказа гнала с такой скоростью эти полчища фашистских вояк и их прихвостней.
Последние проходившие немцы, увидев, что в школе остается много не вывезенного зерна, облили его бензином и вместе со зданием школы подожгли. Школа, выстроенная из кирпича и самана, горела плохо, да и зерно, очевидно, недостаточно сухое, несмотря на все старания фашистов, тоже не горело, а задерживаться поджигатели боялись.
К вечеру дорога опустела. Не осталось ни одного солдата, как будто уехали с ними все те, кто собирался властвовать в станице, надеясь на то, что советская власть в нее больше не вернется. Так, по крайней мере, думали Катя, Матрена Васильевна и многие другие. И первое, что пришло им на ум – это спасти хоть сколько-нибудь хлеба. И вот десятки женщин с ведрами, мешками и даже просто с кастрюлями бросились к школе и, не обращая внимания на огонь, нашедший себе пищу в дверных и оконных косяках, дверях и оконных переплетах, стали торопливо выгребать оставшееся зерно, насыпать его в принесенную тару, бегом тащить домой, там высыпать на пол и немедленно возвращаться в школу, чтобы спасти от огня как можно больше зерна.
Три раза бегала в школу Катя и сумела принести домой около мешка пшеницы. Правда, зерно пахло бензином, частью подгорело, но ни сама Катя Алешкина, ни ее дети настоящего хлеба не видели уже почти 8 месяцев, и когда через несколько дней при помощи ручной мельницы она намолола немного муки и испекла лепешки, ели они их с большим аппетитом.
