Она уже хотела бежать за ними, но Матрена Васильевна ее отговорила:
– Не тронут они твоих девчат, поди, перепились совсем и спят. Не беспокойся. Утром раненько я сама за ними схожу. Приведу их сюда. А тебе там лучше вовсе не показываться. Останешься здесь. Я скажу, что работы очень много, и что я тебя здесь оставила, мол, одна не справляюсь, хотя, по правде-то сказать, работы убавилось. Между прочим, вчера они забрали своего последнего раненого и куда-то увезли. Говорят, что и больницу освободили. Наверно, уже далеко от нас ушли. Может быть, Орджоникидзе взяли, вот туда и торопятся. Кому из них хочется в какой-то станице жить, когда можно в большом городе устроиться.
Однако Катя с сомнением покачала головой:
– Не похоже, чтобы они взяли Орджоникидзе. Во-первых, потому, что с той стороны все время доносилась артиллерийская стрельба, которая все приближалась, во-вторых, потому, что над станицей все чаще пролетали совет ские самолеты, и не бомбят здесь, а летят куда-то на северо-запад, за Майское и Прохладное. И, в-третьих, то, что еще вчера немецкие танки и автомашины вдруг почему-то стали проходить в обратном направлении, к Майскому. Может быть, уже гонят немцев, вот они так и злятся.
Так, с этой мыслью, утомленная всеми переживаниями, она и уснула.
Рано утром старенькая акушерка действительно сходила на квартиру Алешкиных, разбудила спавших девочек, помогла им одеться и, забрав с собой одеяло и шаль, пошла с ними к роддому. Все это она проделала так тихо, что ни один из офицеров и денщиков, которые тоже праздновали Рождество, даже и не проснулся. Катя и дети поселились в чулане роддома.
Алешкина работала не покладая рук, обслуживая Матрену Васильевну и ее сестру, стараясь отблагодарить ее за приют. Она старательно убрала все помещения, загаженные ранеными немцами, перестирала все оставшееся в роддоме белье (большую часть его забрали немцы), стараясь этими трудами отблагодарить приютившую ее акушерку.
Так семья Алёшкина встретила 1943 год.
Гостеприимством акушерки Катя пользовалась недолго. Уже 2 января жившие у нее офицеры и солдаты покинули станицу, и Катя смогла вернуться в свое жилище. Но работать в роддоме она продолжала.
В первых числах января, неся с Терека в ведрах воду, Катя заметила, что румынские солдаты, в том числе те, что когда-то жили у нее, спешно покидают отведенные им их союзниками и хозяевами помещения (бывшие колхозные конюшни) и грузятся на подводы.
