— По показаниям следствия, смерть модификата называют самоубийством. Возможно ли это? И если это так, то, что это означает? — перебил его ведущий.
— Можно на этот вопрос отвечу я? — толстяк, наклонился вперед.
— Да, мистер Голдман.
— Я могу с уверенностью сказать, что все улики говорят в пользу версии о суициде. Если это суицид, то это меняет дело. Животные не способны на саморазрушительное поведение. У них в таком случае срабатывает инстинкт самосохранения.
— А как же киты? Извините, что перебиваю, — мистер Кэролли, поправил очки.
— Эта история о том, что киты с горя выбрасываются на берег, — миф. Это происходит из-за сбоя в механизме эхолокации. Загрязнения и все такое… Это провоцирует дезинтеграцию и как следствие — смерть… Поскольку животные не способны свести счеты с жизнью, то вывод напрашивается сам собой. К тому же по возрасту она была совсем ребенком. Это очень странно… По меньшей мере удивительно…
— Спасибо, — нетерпеливо перебил ведущий — Что на этот счет думает представитель церкви?
— Мы будем молиться обо всех душах. Мы призываем вас к терпимости и смирению…
— Спасибо. А у нас прямое включение с места трагедии…
Журналистка что-то рассказывала, а оператор брал крупным планом здание Сената. Потом он опустил камеру.
— Вот то самое место, где нашли тело…
На ветру было слышно, как шелестят фантики. Фантики конфет, которых Элив так и не попробовала. Мармеладок, шоколадок, карамелек, тянучек и шипучек с кислинкой… А еще леденцов на палочке, конфет-жвачек и сахарных трубочек… Тысячи пестрых фантиков, лежащих на песке рядом с сотнями красивых игрушек, которых никогда не было у маленькой птички Элив…
