Я согласно кивнула. И вдруг с удивлением заметила, что первый луч восходящего солнца проник в мою комнату. Уже рассвет? Не может быть! Мы ведь проговорили с Богиней не больше пятнадцати минут!
Деметра уловила мой непонимающий взгляд, следящий за подползащим к нашим ногам солнечным лучиком.
— Время, проведенное в обществе Богини, Есения, — Богиня погладила меня по руке, — течет совершенно по-другому. Времени действительно осталось мало, поэтому выслушай меня. Я поделюсь с тобой своей силой. Скажу сразу, что богиней ты не станешь, но определенные способности приобретешь. Тебе будут повиноваться силы природы так же, как и моей дочери. Не бойся, что подземный мир темное и страшное место — там, где будут появляться мои дочери, всегда будет пробуждаться свет.
— Твои дочери? — удивилась я, глядя на ее руку, которая лежала поверх моей. — То есть, я стану твоей дочерью? Я стану Богиней?!
Богиня погладила меня по голове и доверительно улыбнулась.
— Да, — ласково согласилась она, убаюкивая меня взглядом. — Хоть вы все и мои дети, но с тобой, доченька, я готова разделить свою силу. Ты будешь богиней до тех пор, пока держишь свое обещание и находишься рядом с Гадесом. Душам умерших необходимо знать, что, когда они переходят за грань, они не остаются без заботы и внимания Богини. У тебя когда-нибудь кто-то уходил за грань?
Мама… Она ушла так рано, и это так несправедливо.
— Да, уходил, — тихо с горечью прошептала я. Хоть она и говорила, что всегда будет со мной, но сейчас мне ее так не хватает. Как же я по ней скучаю.
Что-то ударило в окно. Я резко и испуганно обернулась, видя огромную ворону, бьющуюся в стекло. Деметра схватила меня за руки и больно сжала их.
— Подземному миру очень не хватает женской руки, чтобы таких, как твоя мама, утешал свет надежды, — Деметра оглянулась на ворону. Хитрая птица пытается открыть окно.
«Геката», — едва слышно прошептала Деметра.
— Зашторь окно, дитя мое. Никто не должен знать о нашей тайне, — улыбнулась Деметра, пока я дергала мамину любимую штору. — Ни боги, ни смертные, ни единая живая душа не должны помешать тебе стать матерью…
Мама боялась смерти. Она до последнего сжимала мою руку и просила не уходить. А потом я помню коридор, как бежала за доктором и тянула его к маме. Я была уверена, что он вернет мамочку…
— Во власти Гадеса, дитя мое, — посмотрела на мои слезы и вздохнула, — вернуть любую душу, тем, кому она была дорога.
— Если Гадес узнает, что я — не Персефона? — негромко спросила я, чувствуя испуг. Он бог, он не простит такого обмана. Он убьет меня…
