— Открывайте! — кричала я, ломясь изо всех сил. Тоже мне, родственники! Как соболезнования слать, так первые. А как открыть дверь, так последние!
Я взяла чемодан понадежней, размахнулась им как следует… Если они и сейчас не услышат, то… Я зажмурилась и…
Внезапно дверь открылась. И кто-то согнулся с диким стоном.
Мне стало очень неловко. Я совсем забыла про хорошие манеры. Оттянув юбку в разные стороны я отвесила косолапый реверанс. Бабушка говорила, что в столице любят хорошие манеры.
Пока что я видела макушку. Седые волосы. И ровный пробор. А еще я видела черный шелковый халат. Длинный такой. Дорогой, наверное.
— Здравствуйте, тетечка. Извините, что так получилось! Я не хотела, — до меня только дошло, что я чемоданом, будь он не ладен, чуть тетку на тот свет не отправила! Старенькую, между прочим!
— Ты кто такая? — процедил тихий голос, не разгибаясь.
— Я ваша любимая внучатая троюродная, — загибала пальцы я, вспоминая степень родства. — Племянница по материнской линии… Пенни Вайс! Пенелопа, если что! Помните меня? Вы меня еще голенькой на руках держали?
Тетечка подняла голову. И оказалась… дядечкой. Причем очень молодым. Несмотря на седину. Вид у дядечки был бледный, нездоровый. Что называется, аристократичный.
— Девонька! — послышался отчаянный крик с улицы. Я обернулась. За воротами стояла сгорбленная старуха. В серой шали поверх траурного платья. Она видела все происходящее сквозь черные ворота.
— Здрасте! — вежливо поздоровалась я. — Соседка? Ну будем знать!
— Что ж ты натворила! Беги, девонька! — крикнула старуха. — Беги оттуда, родненькая! Заклинаю… Беги! Пока не поздно!
— Ой, да ладно вам! — вздохнула я, глядя на бабку. — Это ж мой восьмиюродный дядюшка! Нет, ну может он и извращенец какой, я не знаю. Но родственник! А родственников, как говорится, не выбирают!
Бабка исчезла за забором.
— Вот бдительные тут соседи! Прямо как у нас! Один раз так набдели, что еще месяц носило! — улыбнулась я.
— Ну… вспомнили меня? Голенькой на руках? — подняла я брови, пытаясь напомнить, как понаехали родственники со всех концов, когда я только родилась.
На лице мужчины было явное непонимание.
— Голенькой… — крутила я рукой, пытаясь стимулировать процесс воспоминаний. — Я еще орала громко! Ну… Вспоминайте…
Глаза у мужика были странные. Розоватые какие-то. Светлые и большие. Брови черные, хищные. А щеки впалые. Но в целом он был красивым. У нас все родственники красивые! За бабкой до конца ухажеры увивались. Один дед с цветами пришел. Я ему говорю, что померла! А он: «И эта меня бросила!».
