С этими доводами Ростислав вынужден был согласиться. Непонятно, почему Остромиру нужно было ратиться именно сейчас, но своего союзника он ловко окрутил и едва ли не загнал в силки. Нужно было выступать немедленно и брать противника врасплох.
— Да-а, плоховато у нас разведка налажена, — сказал на все это Некрас. Он сам даже не подозревал, насколько прав.
Ростислав предупредил своего отрока, чтобы тот готовился. А сам с головой утонул в неотложных военных приготовлениях. Нарочные, разосланные во все концы княжества, должны были собрать, на этот раз, не по воину с дыма, или по заданному числу человек с веси, а столько, сколько смогут; им предписано было выкликнуть охотников[73], но никого не неволить. Причем тех из воев, у кого был недостаток в оружии или чем-нибудь еще, нужно было снарядить за княжеский счет. Нужно проследить, чтобы при войске были знахари и волхвы, чтобы оказывать помощь раненым. Нужно… Нужно… Всего не перечислишь. И, самое главное, нужно было свершить положенные требы, призывая милость богов.
В Белозерье, не как в Искоростене, великого храма не построили, не особенно в том нуждаясь. В иных местах имелись открытые капища, где приносили жертвы пред ликом каменных или деревянных идолов; в иных — почитали священные камни, или деревья, или источники. Главным же святилищем почиталась заповедная роща, в которой волхвы творили свои таинственные обряды, и в которую не дозволялось ступать непосвященным. Говорили, что человеку, самовольно нарушившему запрет, не найти уже пути назад; что поутру его найдут бездыханным, с искаженным от смертного ужаса лицом, среди выступающих из земли корней одного из священных деревьев; или же потерявшим людской облик безумцем.
Впрочем, были и такие случаи, когда избранным, с позволения волхвов, разрешалось войти в заповедную рощу для совершения требы нарочитой. Теперь случай был как раз такой. Вслушиваясь в распевно произносимые заклятья, Ростислав пытался внутренне собраться, всеми силами души своей обратиться, воззвать к божеству… Громовержец не отвечал. У Ростислава, несмотря на все усилия, не получалось ощутить то чувство просветления, возвышенной отстраненности, по которому познает человек присутствие божества. Не получалось вновь пережить пережитое прежде, пред иными битвами. Неужто замысленное дело столь неправо, что бог не желает благословить его? О Перуне, неужто столь ничтожны для тебе молитвы верных тебе? О ты, отец правды, ты, кто сам есть Правда! Равны ли люди пред тобой? Равна ли цена жизней весина и белозерца? Не воинов, о Перуне! Жизни жен, и матерей, и младенцев, плачущих в зыбках! Ведаешь же, что если не поведу завтра воинов покорять чужую землю, послезавтра кровь зальет землю нашу.
