* * *
А пока на широком дворе шумел веселый пир, на заднем крылечке сидели рядком отрок Вадим да стремянный Некрас, и уплетали жареного куренка, предусмотрительно изъятого Некрасом с поварни. За пиршественный стол их, как в войне не участвовавших, конечно не пустили.
— Дядя Некрас, — молвил отрок, стряхивая обглоданные косточки на землю, где их давно сожидал косматый дворовый пес, — может, я, конечно, и ошибаюсь, так скажи мне, чтобы я не ошибался: это у тебя, часом, не дружинный ли пояс?
— А то! — возмутился Некрас. — Что я, холоп, что ли? Я, между прочим, у князя Ростислава в отроках ходил!
— А чего же ты ушел из дружины?
— Дабы толстым пузом своим не нарушать стройности рядов! — выпалил Некрас, критически оглядел наличные запасы и отправился добывать следующую партию.
Если ты склонен к добру, заведи себе дом.
Египетская мудрость.
На землю спустилась прозрачная майская ночь. Ростислав в одиночестве сидел на ступенях высокого крыльца; прохладный ветерок прогонял хмель, шевелил волосы, казавшиеся в лунном свете совсем темными. Тихо было…
— Княже… — позвал чей-то негромкий голос. Ростислав обернулся. Данюшка стояла рядом с ним, уже в обычной своей сряде[65].
— Холодно, княже, оделся бы.
Ростислав покачал головой, но Даня все же заботливо накинула ему на плечи принесенный мятель. Звякнул металл; Ростислав заметил на руке ее серебряный обруч. Данька — заметила тоже; даже в сумраке было видно, как вспыхнули ее щеки; она неловко начала стягивать браслет, но Ростислав удержал ее за руку.
— Оставь себе, Данюша.
Остатки хмеля все еще бродили в его голове, нашептывая, как изящна эта ручка, которую держит он в своей ладони, и как подчеркивает тяжкое серебро красоту хрупкого женского запястья…
— Весь убор оставь себе… хозяюшка. И то мало будет. Не знаю, как и отблагодарить, если бы не ты, и праздника не было бы.
Женщина рассмеялась, словно рассыпая серебро.
— А раз так… награди, княже!
— Как же?
— Скажи, о чем ты думал, глядя на звезды?
— О чем? Что не правы те, кто говорит, будто звезды влияют на наши людские дела. Там, в небе, они ходят, светят, иногда падают, живут сами по себе, а мы — сами по себе, и нет им до нас никакого дела.
— Почему же нет, княже?
— Смотри, вот стоят они в своем подобающем порядке. И одиннадцать лет назад они стояли точно так же, и тогда они предсказывали славную победу…
— Возможно, и теперь предсказывают то же?
— Не будет в этой войне славных побед. Победы, надеюсь, будут, а вот славы — не будет, Данюша. Нет славы в неправом деле. Но все равно придется участвовать в несправедливой войне,
