Для завершения маскировки драгоценные украшения уступили место обычным стеклянным бусам. Княгиня закуталась в простой платок, и теперь мало кто обратил бы внимание на двух невзрачных жонок, спешащих куда-то по своим делам.
Госпожи и служанка вышли из терема черным ходом и углубились в переплетение улочек. Белозерск, впрочем, город небольшой и небогатый, и вскоре они уже стояли возле нужной двери. Беляна постучала. Дверь приотворилась, впуская пришелиц, и тотчас захлопнулась со зловещим стуком. В сенях было сумрачно, пахло травами и еще чем-то незнакомым.
— Чур меня, жуть-то какая, — едва слышно прошептала Беляна. Княгиня резко оборвала ее:
— Молчи, дура! Почтеннейший Феодор, я здесь, как условились.
Почтеннейший Феодор был благообразный мужчина в том возрасте, который деликатно именуют «еще не старый»; длинное черное одеяние еще придавала ему значительности, а крупный горбатый нос и легкий акцент выдавали в нем грека. Он поклонился княгине, впрочем, отнюдь не так низко, как требовал этикет двора Белозерского, не говоря уж о Цареградском.
— Прошу, госпожа. Твое посещение для меня честь.
Горница оказалась светлой, разделенной пополам занавеской, и совсем не мрачной.
— Пройди за занавеску, госпожа, и разденься.
— Что-о?!
Нельзя сказать, чтобы грека испугал сей грозный возглас. Он глянул на высокородную гостью с нескрываемой иронией.
— А как прикажешь тебя осматривать… госпожа? Если лекаря стыдиться, так лучше не лечиться вовсе. Если боишься, пусть войдет и твоя прислужница, — смилостивился наконец лекарь.
— Не надо, — высокомерно бросила княгиня и прошествовала туда, куда было указано.
Когда через некоторое время почтеннейший Феодор вновь появился из-за занавески, он был мрачнее тучи. Вышедшая следом княгиня — бледна и взволнована.
— Ну, лекарь, что?
Феодор, не отвечая, накапал в серебряный кубок какой-то темной жидкости, долил водой и протянул Любаве.
— Выпей это, госпожа, и успокойся.
— Мне незачем успокаиваться! — воскликнула та, но из кубка все же отхлебнула. — Так что же ты скажешь, почтенный лекарь?
— К сожалению, ничего хорошего, госпожа. Господь не предназначил тебя для материнства, и никто не сможет тебе помочь.
— Никто? Если другой лекарь…
— Ни один человек в мире, госпожа. Разве что чудо.
— Чудо! Я приносила уже жертвы всем богам! Чудо!.. — Любава вдруг смолкла, пораженная внезапной мыслью. — Чудо… Христианский лекарь, твой бог способен совершить чудо?
Почтенный Феодор ответил не сразу.
