Я был потрясен: за несколько месяцев Учитель внедрил своих людей в Америку и собрал такие деньги! Даже для гения это слишком. Учитель и сам намекал, что он не просто человек, говорил, что Ребе велел ему открыться, но он пока не решается. И вот, сегодня наконец! Когда Учитель открылся нам, я еще раз понял, что меня вел Всевышний и все, что казалось поражениями и неудачами, было просто толчками, которыми Он направлял меня. Как глупы были мои угрызения, когда я вылетел из Сорбонны! Зачем мне диплом правоведа? Чтобы мать с важным видом раздала Денис, Марсель и Фортуне бежевые визитные карточки «Симон Кальфа, адвокат»?
А как я мучился, когда меня выгнали из колледжа! Ну хорошо, доучился бы я, проторчал бы пять лет в чужой мастерской помощником, а за это время три тысячи раз увидел бы сон, что снова поступаю в Сорбонну. Через пять лет купил бы мастерскую на улице Пуркуа, заказал бы белые визитные карточки с черной надписью: «Симон Кальфа, оптометрист». И зачем все это? Чтобы мать говорила Денис, Марсель и Фортуне: «Высшее образование не для него. Ну что ж, он хороший парень, по крайней мере, получил специальность и зарабатывает, гане боку»[11]. Что-то она скажет теперь. О-ля-ля!
И не зря я стал религиозным, не зря искал правды у этих негодных хасидов и нашел Учителя!
Теперь, когда Учитель открылся, он должен заказать черные визитные карточки с огненными буквами: «Ави Фиамента, Спаситель Мира», а я закажу такого же цвета карточку: «Шимон Кальфа, помощник Спасителя Мира» — и десяток пошлю матери в Париж — чтобы Денис, Марсель и Фортуна носили их на груди как амулеты от дурного глаза.
Только денег она все равно не даст. Это стыд, но я сказал Учителю правду: деньги у моей матери есть, но она не даст.
— Даже в долг, на короткий срок, — спросил Учитель, — пока не придут деньги из Америки? Нужно двадцать тысяч долларов, не больше.
— Не даст.
— Ничего, — улыбнулся Учитель, — у меня тоже есть родственники.
— Я прошу всего двадцать тысяч долларов. Если вы не поможете нам, вы больше не увидите своих внуков. И может случиться несчастье.
— Я подумаю. Я должен подумать.
Йоси Бергер вынул из коробки лупу с черной эбонитовой ручкой и положил ее по левую руку.
Десять лет назад они с детьми, своими и соседскими, построили во дворе домик на сваях. Это был их проект — его и Идит. Стэнли привез доски. Стоя в кузове трактора, в шортах, овчинной жилетке и выгоревшей зеленой кепочке с длинным козырьком, он подавал детям вагонку и коробки с крепежом. Идит, с карандашом и списком в руке, проверяла, все ли привезли. Она сама составила этот список — сын оказался таким же бестолковым, как Йоси. А мать уже не выходила из дома. Последним в списке значился моток кабеля. Идит влезла на колесо трактора и оглядела кузов. Кабеля не было. Идит погнала дядю за кабелем. Стэнли поехал: он любил племянницу. Домик собрали за день. Уже потом настелили пол, навесили дверь, провели в домик электричество, поставили в углах клетки для хомяков и мышей, врезали замок и всем детям роздали по ключу. И матери дали ключ.
