Надеюсь, ко времени путешествия ты будешь чувствовать себя лучше. Обратись к капитану Джеймсу, чтобы он сообщил, что тебе понадобится в Сандхерсте. Мать шлет тебе свою любовь.
Твой любящий отец,
Рэндольф С. Ч.[45]
Легко представить, какое губительное воздействие оказало это письмо на молодого человека, отчаянно стремящегося заслужить одобрение отца. Тем не менее в Сандхерсте «светский прожигатель жизни» учился неплохо. За месяц до смерти лорда Рэндольфа Уинстон окончил академию, заняв почетное восьмое место среди ста пятидесяти выпускников. Хотя начало обучения в школе было весьма посредственным, завершил образование Черчилль очень достойно. Позже он писал: «Я всей душой за частные школы, но сам не хочу туда снова возвращаться»[46].
В марте 1895 года Уинстон вступил в Четвертый ее королевского величества гусарский полк младшим лейтенантом. Полугодовой подготовительный курс для новобранцев был весьма интенсивным. Черчилль писал, что «строгостью муштры 4-й гусарский превосходил все, что мне довелось испытать в армейской вольтижировке»[47]. Несмотря на это, он быстро включился в военную жизнь и с радостью принял новообретенную свободу. Он вступил в лондонский клуб джентльменов, памятуя о перспективах политической карьеры, бывал на светских раутах и балах, играл в поло, участвовал в скачках кавалерийской бригады, но все же очень серьезно относился к военной подготовке.
В 1895 году умер отец Уинстона. А 2 июля он получил телеграмму с еще более печальными известиями. Его бывшая няня, миссис Эверест, была смертельно больна. Уинстон помчался в Северный Лондон, чтобы навестить ее. В дом он вошел промокшим до костей: по дороге попал под сильный дождь. В «Моих ранних годах» Черчилль вспоминал: «Она осознавала серьезность своего положения, но тревожилась только обо мне… Моя куртка насквозь вымокла. Ощупав ее, она забеспокоилась, что я схвачу простуду. Куртку сняли, хорошо просушили, только тогда она успокоилась… Я отправился в город найти хорошего специалиста, ее смотрели сразу два врача – перитонит. На последнем поезде мне надо было возвращаться в Олдершот, чтобы не опоздать на ранний утренний смотр. Сразу после него я поспешил к ее постели. Она еще узнавала меня, но постепенно сознание гасло. Умерла она очень легко. Она прожила такую чистую, исполненную любви жизнь, служа другим людям, так проста была ее вера, что ее не мучили страхи… Все мои прожитые двадцать лет она оставалась самым дорогим и самым близким моим другом»
