Наш оркестр снимали для телевидения. Потом я смотрела передачу и не заметила себя, только прозрачное сморщенное недовольство, изрыгающее злобу. Зло заразно. Я слишком категорична. Все во мне пронизано фальшью — грим, одежда, башмаки, вязаные чулки — все. Кроме отчаяния. От-Чая-Ние. Больной человек, пьющий чай с утра до вечера. Это от чая. Только отчаянные пьют чай. Я ненавижу чай. Я пью таблетки. Тонны таблеток с пивом и лавандовым спиртом. Я хожу с одним человеком, озлобленным еще больше меня. Мы — жуткая парочка. Выходим ночью и переворачиваем урны. Днем глотаем таблетки и молчим. Я не знаю его имени. Все называют его Пикассо. Он рисует красными красками и вместо лиц изображает задницы. Страшные красные задницы. Он сидел в тюрьме. Я не знаю, за что. Мне с ним хорошо. Я ухожу из оркестра и остаюсь с таблетками. Потом Пикассо вскрывает себе вены. Когда мы нашли его, все стены были изрисованы кровью. Его кровью. Не было ни одного человека. Только задницы.
Никто не обратил на это внимания. Меня не вызывали в милицию. Будто ничего не произошло. А что, собственно, произошло?..
Я никогда не смогу уехать в Австралию. Никуда не смогу уехать. Хожу с опущенной головой и смотрю людям в ноги. Они носят греческие туфли. Торчат мозоли и косточки, но не хотят носить закрытую обувь. Покупаю себе закрытые туфли. И белую рубашку из домотканого сукна. Заплетаю волосы в косички. Нельзя быть родом из свиноводческой страны и вести себя, как графиня. А выходит, что можно. Снобы есть и в среде тех, кто разводит овец и свиней. Все от чая.
Прекращаю пить таблетки. Это непросто. Вижу своих близких очень ясно, а чувствую, что нас разделяют расстояния в световые годы. Не улыбаюсь, даже плакать не могу…
Хожу в кино, в театр, слушаю печальную музыку, и ни одна слезинка не появляется в глазах. Может, я ослепла? Или меня придавило синхронное мышление? Да какая разница, что со мной? Представляю себе знойный летний полдень. Даже воздух застыл. Все погружается в дрему: плитки тротуара, деревья, собаки, кошки, крысы, люди… Такая дрема окутала землю, что хочется закричать.
Есть такая книга — «Сердце — это одинокий охотник». Пришло время охоты…
Двадцать две головы,
и ни на одну меньше
Мой брат женился. Не знаю — радоваться или плакать. Все отчаянные собираются в пары и теперь еще двое будут пить чай вместе. Я остаюсь одна в нашей общей комнате, теперь могу завести себе кошку. Я сразу же подбираю одну принцессу с улицы. Она прекрасная и искренняя. Не умеет только говорить. Прелестное неумение. Тот, кто не умеет говорить, никогда не скажет того, о чем пожалеет, перед тем как лечь спать. Она мурлычет. И я мурлычу. Покрываюсь шерстью. Тепло. Так приятно мурлыкать. Кошке разрешается все, что мне запрещено. Она может рожать котят, она любима, защищена от зла, обласкана, я никогда ее не обманываю. Если я ей обещала ветчину — то она ее получит. Она свободна.
