Я вооружаюсь двумя оголенными проводками и жду, когда терпение и хорошее воспитание уйдут из этого дома. Уходят. Восстанавливается чувство справедливости, но у меня уже сломана коленная чашечка. Она болит, реагируя на погоду. Я в нетерпении, но что-то у меня в голове сломалось, упало и перекатывается туда-сюда при резких движениях. Я боюсь пошевелить головой. Обломки человеческих мыслей сталкиваются то тут, то там. Я не хочу потерять их. Я трясу справедливость в своих влажных ладонях и бросаю ее. Шесть и шесть. Мешаю черные и белые фишки. Черных всегда больше. У кого больше фишек, у того нет шансов победить. Несчастье, бедность, страх, мучения, болезни, ужасы, невзгоды, одиночество, непонимание, обиды, насилие, жестокость… Много губительной черноты. Два оголенных провода — это белая фишка! Я привязана к боли — к двум черным фишкам.
Боль посылается нам Богом, чтобы мы научились испытывать удовольствие и облегчение, когда боль отсутствует, но потом нужно снова испытать боль. Боль — это наркотик. Даже камни испытывают боль от того, что их постоянно пинают и подбрасывают, и наступает высшая радость для камня! Он попадает в траву, далеко от дороги, и обрастает мхом и ожиданием… боли. Ну ее, эту боль. Каждый заслужил чем-то два оголенных проводка и судорогу у холодильника. А что с холодильником? Что происходит с вещами? Может, он сгорел? Мы все сгораем.
Я понимаю и Дюма, и Бальзака. Потребность в деньгах заставляет человека творить чудеса. Если бы каждое мое слово стоило копейку, я бы описывала одну занавеску в трех главах по двадцать страниц каждая, а диалоги велись бы героями, страдающими от логофилии. Они у меня научились бы говорить даже во время глотания воды.
Равномерно уложенные складки красных плюшевых занавесок пышно струятся по дорогому ковру соответствующего цвета, бахрома которого аккуратно расправлена заботливой рукой служанки, одетой в обязательное черное платье с высоким воротничком и белый фартук с накрахмаленными краями.
В этом году весна наступила рано и усилила терзания надломленной от неразделенной любви души…
Можно и так, можно и по-другому:
Его чрево прорезано стеклянной пылью, как будто пропущено через чесальную машину. Желудок выглядит не лучше…
Еще с незапамятных времен известно, что не страшно быть педерастом. Страшно пытаться спрятать темную сторону своей душонки за приятным внешним видом. Вот если бы ты встал перед людьми и сказал: «Я — гей, но у меня ангельская душа!» — люди бы поняли тебя. Это ничего, что все это запрещено. Проще всего понять то, что запрещено.
