Здесь закончилась часть ожиданий и я получаю приз. Теперь меня привлекает счастье, но хочу, чтобы оно было таким. Как в классических любовных романах. Можно ли представить себе, чего я хотела после окончания седьмого класса? Куклу. С моргающими глазами и говорящую «мама». Так я вошла в подростковый возраст — с куклой. Я чувствовала себя Алисой в Стране чудес, но вместо волшебства вокруг были сплошные запреты. Нельзя было все. Волнующее, возбуждающее, кружащее голову! Проецирующее и вызывающее. Вкушаешь от запретного плода и жуешь, пока слюна не станет кислой. Смотришь только, чтобы тебя не поймали. Прекрасное ощущение лакомства. Сигареты — вредны, спиртное — ни в коем случае, Джимми Хендрикс — строго противопоказан, Битлз — тоже. Береты — обязательны. Вот это уже почти я. До краев напичканная запретами. Длинные ноги, торчащие из-под короткой юбки, подчеркивающей большой размер стопы. Как татуировка на носу. Сжатые губы, недоверчивый, озлобленный взгляд. Это я. Уже недовольна. Чувствую разницу. У некоторых есть, у других — нет. Меня не научили хотеть. Я принимаю только то, что мне предложено…
Утомительное копание во всем. Требуется огромное терпение, чтобы выковырять что-то из прошлых переживаний. Пере-жива-ний. Однажды пережитое, дважды пережитое, трижды пережитое и, наконец, переживаешь время, через которое уже прошел. Это не прошлое. Это истинное, мучительное настоящее. История с холодильником — тоже не прошлое. Наоборот. Сейчас все только начинается. Не представляю себе, сколько раз можно убить одного и того же человека. Я убиваю уже двадцать девятый раз и никак не могу насытиться. Месть — это аппетит. Он наступает сразу же после еды. Противная месть, удовлетворяющая, жестокая месть. Жестокость? Нет. Справедливость.
Подаю документы на работу. Там нужна автобиография. Авто-Био-Графия. Автоматическое, биологическое, описание. Ну, у меня нет автобиографии. У меня на теле шрамы. Маленькие неровности можно нащупать на животе, на руках, на груди… Некоторые из них болят. И это месть. Неизвестная месть — самая кровожадная. Много читаю об этих бугорках, но это не значит, что я знаю их. Люди со сломанным равновесием испытывают болезненный интерес к болезням и смерти. Мое равновесие поразило громом.
Я на работе. Работаю чиновником. Все-таки я стала чиновником. Сидящие по чинам чиновники чинно меня разглядывают. Будто я африканский слон, которого обнаружили в айсберге. И эти тоже все про меня знают. У мужчин-чиновников плохая потенция, но большие желания. Это понятно. Невозможно целыми днями торчать за столом и хотеть, чтобы произошло что-то другое. Они рассказывают друг другу анекдоты, придумывают какие-то внутренние правила, выращивают цветы и делают все, что только можно, чтобы не умереть со скуки. Приближается самый ненавистный день в году. Зима. Мой день рождения. У меня нервные срывы, глотаю таблетки, которые совершенно не действуют. Мне не подходит эта работа. Начинаю опять становиться прозрачной. Хотя и другие — тоже. Видимо, серость заразна. У меня в глазах надолго поселились маленькие черные мушки, связанные между собой серыми нитками. Они двигаются вместе с моим взглядом. Я не смею смотреть на людей. На тех, на кого я смотрю, нападают мухи и черви и съедают его. Женщины в автобусе жуют, как коровы. В столовой насыщаются обедающие. Я перестаю есть. Я становлюсь похожей на Кая из сказки о Снежной королеве. Что-то попало мне в глаз, и я вижу только страшное. Чиновникам дают премиальные. Время скандалов и наговоров. Много доносов, кипы донесений. Я долго не выдержу. Я ищу другую работу. Останавливаюсь, чтобы расписаться в книге о прибытии на работу. Начинаю делать ошибки. На обязательном ленинском субботнике разбиваю стекла, которые должна вымыть. Двадцать два окна. Я просто не могла их не разбить. Теперь у меня будут удерживать из зарплаты. Нет зарплаты. Лягу в больницу. Это не клиника, а сумасшедший дом. Я вру о своем самочувствии. Сам-о-Чувствие. Как сам себя чувствуешь. Одинокое чувство — самочувствие.
