У меня качаются два передних зуба. Передние нижние. Я всегда держу язык за зубами. Так меня учили. Несколько раз пробовала держать зубы за языком, было нехорошо. Я задыхалась. Как живут люди, у которых во рту много языков! Они знают английский, французский, немецкий, итальянский, знают язык денег… А не умеют разговаривать друг с другом, не могут разобраться сами с собой, не понимают собак, сумасшедших, детей. Хотя, я не слышала, чтобы кто-то задохнулся, говоря о своих деньгах. Только это и слышу. Деньги.
Весна пролетает между жирными банкнотами. Лето незаметно зреет в денежных испарениях. Осень капает, будто монеты падают в глубокий карман. Зимой деньги засыпают в мечтах о новых деньгах.
День свадьбы. Счастье. Зернышки риса и конфеты. Жирные руки считают грязные деньги. Рты, набитые жирным мясом и другим свадебным угощением, число гостей умножают на число банкнот. Равно оплате за одного человека. Цена разная. Я стою пять тысяч левов. Это мало. Некоторые цыганки стоят тридцать — сорок тысяч. Я не цыганка. Я злая. Я жила с цыганами. Они не злые.
Я злая. У меня нет настоящего, у меня нет будущего, у меня нет работы. Как я могу быть доброй? Все вокруг чиновники. Они сидят на своих чинах и тупо смотрят на меня. Чин-Ов-Ник. Очень похожи на овец. Их выводят и заводят в определенное время. Они живут в состоянии скуки, плодятся тоже в апатии. Или, может быть, немного оживают, когда размножаются? Вряд ли… Я не могу стать чиновником. Я не смогу войти в чин, я не ношу часов и не знаю, когда выходить из дома. Мне предлагают работать чиновником. Не могу. Неужели все, что я сделала, было для того, чтобы влиться в ряды ожидающих пенсии и угасать, лузгая семечки за протертым локтями письменным столом?
Я рассматриваю фотографии. Нехорошо смотреть на собственные снимки. Они похожи на сорок. Крадут блестящие мгновения жизни и складывают их в альбомы. Дети всегда пугаются, когда видят своих бабушек и дедушек маленькими. Это шокирует и смущает. И я пугаюсь. Это мое. И это я. Обычно снимки разложены на «Раньше» и «Сейчас». Мои перемешаны. Нужно привести их в порядок.
Здесь я грудная. Почему все снимают попки своих детей? Мягкий, как попка ребенка, гладкий, как попка ребенка, розовый, как попка ребенка, «ох какая сладкая мамочкина попка!». Похоже, что самое лучшее, что есть у родившегося человека, — это попка. Никто не смотрит на человека. Смотрят на его попку. Я тоже родилась с попкой.
