— Хайль! — прокашляла госпожа Джованна, обращаясь к Уси и Фанни.
Костлявый кривой палец указал на узкую деревянную лестницу, и целый поток шипения, кряхтения и слюны облил вновь прибывших. Они поняли, что им следует подняться вместе со своим багажом.
В этой комнате ничего ни к чему не прилипало. Стекла на окнах были такими чистыми, будто их и вовсе не было. Пыли не было даже между сложными изгибами резьбы в изголовье кровати. Простыни — с кружевами. Подушки — пуховые. Пахло порядком, дисциплиной и чем-то еще.
— Она старая фашистка.
— Глупости. Обычная старая дева.
— Мы попали в немецкую часть.
— Нет! Во французскую.
— И поздоровалась с нами — «Хайль!».
— Да она просто старая вешалка.
— Посмотрим…
Они рассматривали старинную, натертую до блеска мебель, трогали ее, изучали, как ею пользоваться, и молчали. Они попали в другой мир. Ничто не свидетельствовало о том, что здесь болеют бюргеровской болезнью. Так выглядела вечность — темное дерево, кружева, ящички, фарфоровый таз и кувшин, два полотенца, шерстяной ковер, кресло у окна, шкаф и туалет в виде стула с резьбой и подлокотниками.
Все это останется таким, даже когда настанет конец света. Надежным.
Потом полная девушка в униформе постучалась в дверь и сказала, что обед подан.
Они осторожно спустились по узким деревянным лестницам…
— Знаешь, мне здесь легче дышится…
— Мы за этим сюда приехали, Фанни.
— Господи!
— Что? Что случилось, Фанни?!
За столом в узкой столовой сидел Мерзавец. Тут же сидели двое его детей и грустная жена. И госпожа Джованна.
Никто не знает, случайность это или преднамеренность. Фанни разозлилась. Она была в гневе.
— Мерзавец!
— Фанни!
— Мерзкий Мерзавец!
— Почему, Фанни? Как твои дела?
— Поганец! Я больна раком из-за тебя. Потому что ты меня уволил!
— Фанни, прости! Время было такое…
Его печальная жена встала со своего места и отошла к двери. Двое детей сидели на своих местах и испытывали болезненное любопытство. Это было что-то новенькое. Кто-то чужой кричал на их отца. А он не кричал. Фанни подобралась к стулу Мерзавца. Схватила его за спинку и дернула. Фанни умела сильно дергать! Госпожа Джованна открыла рот и указала пальцем в строго определенном направлении, и только.
— Умер мой отец! Умерла моя мама! Я тоже умираю! А ты ловишь кайф в Швейцарии, мерзкое животное!
— Я не ловлю кайф, Фанни! Я здесь по работе! Фанни!
Фанни изо всех сил раскачивала стул.
Узкая столовая стала еще более узкой, потому что в нее собрались все, кто был в доме. Столпились. Заглядывали через головы друг друга. Это напоминало картину Франсуа Милле. Голландца. С французским именем?! Что-то происходит. Лица у всех страшные, как застывшие маски.
