Он взял свою чашку и манерно отпил из нее. Тоже мне, принц крови…
– Да вот как только тебя увижу, сразу настроение портится.
Я также налил себе черного и выпил по примеру брата – только так можно было ощутить всю полноту вкуса. Много раз я просил брата не приходить ко мне. Единственный человек, с кем я мог общаться, был Ларс. Он не задавал вопросов. Ему ничего не требовалось объяснять. Он просто выполнял свой долг, без рассуждений и лишних разговоров. Он безмолвно возникал передо мною, когда я нуждался в его присутствии, и мгновенно исчезал, когда я хотел остаться один.
– Ну как пробежечка?
Вот терпеть не могу пустую болтовню!
– Ты ради этого приперся?
– Ох, всегда только по делу… – Кейн вынул из кармана сложенный листок. – У меня есть кое-какая инфа насчет Боунса.
– Что-то важное?
Что там у него? Роман с прислугой? Или с кем-нибудь из работников? Но нам давно бы было известно…
– Ну, разумеется. Кажется, Боунс приобрел себе новую рабыню сразу после… – Кейн не договорил. Впрочем, договаривать и не требовалось. Мы и так понимали друг друга с полуслова. – Она американка.
– И что с того?
Мне было плевать, кто там стал очередной жертвой Боунса. Дай бог ей быстрой и безболезненной смерти!
– Наш человек из его команды рассказал, что он привозил ее на свою фабрику в Северной Италии.
Я отставил чашку:
– Он что, устроил ей экскурсию?
Кейн кивнул:
– Ага. Говорят, он застрелил одного из сотрудников, которому стало плохо. Чисто показал понты. – Кейн хмыкнул и еще раз пробежал глазами листок. – Но вот что самое интересное. В эту субботу он идет в оперу. Угадай, кто будет с ним?
Да и так было все понятно. У Боунса всегда были сексуальные рабыни. Но он не выпускал их из дома, дабы те не стали свидетелями его развлечений. Он творил с ними что хотел, а потом выбрасывал, словно мусор. Он никогда не показывался с ними на публике, держа их вместо собак.
Но значит, эта не из той породы.
– И что ты думаешь?
– Пока ничего, – отозвался Кейн. – Впрочем, мне кажется, что он к ней неравнодушен. – Я уже это понял. – Но ты ни за что не догадаешься, сколько он за нее заплатил.
Обычно цена не превышала миллиона.
– Ну, полтора.
Кейн снова заглянул в свою бумажку и ухмыльнулся:
– Три.
Я собирался отпить из чашки, но рука сама остановилась. Я даже перестал слышать аромат кофе. В ушах звучал лишь голос моего брата.
– Три миллиона долларов?
Кейн снова кивнул:
– Да, он выложил за нее трешку.
Никогда мне еще не приходилось так удивляться. Три лимона баксов за рабыню? Да зачем тратить такие деньги за то, что сдохнет через пару-тройку лет?
