между взгорьями стогов,
так же речка беспокоится
под покоем берегов.
Тихнет ночь, шумит гармоника,
ветер спрятался в овес;
ты сидишь у подоконника,
поседевшая от слез.
Водит небо лунным факелом,
в камышах синеет мгла,
сколько ж темных ты проплакала,
сколько горьких пролила.
Ждешь меня как роща дождика
и готовая для встреч, —
просишь дуба-придорожника
у дорог меня стеречь.
Просишь ветра, чтобы реющий,
расчищающий мне путь,
о тебе, моей седеющей,
прошептал мне что-нибудь.
Не проси-ж у ветра милости,
этих благ у ветра нет,
он далек, по ком томилась ты,
и томишься столько лет.
Он, прикинувшийся соколом,
слепо веря в свой полет,
все кружит вокруг да около
неизведанных высот…
…Мой удел мне дан по жребию
и без кровли мой приют,
много я от жизни требую,
и немного мне дают.
Но не жалуюсь, не сетую,
пусть вначале труден путь,
все же песню недопетую
допою когда-нибудь.
Если-ж нет… навек потерянный
для тебя и для отца,
я в победах неуверенный
молча буду ждать конца.
И когда подбитым соколом
дрогнет ветер у плетня, —
помяни меня, далекого,
бесталанного меня.
