Красноармейцы и краснофлотцы, истекавшие кровью на кронштадтском льду и тонувшие в полыньях, писали эпилог единственной в истории человечества летописи гражданской войны, войны русского пролетариата с капиталистическим миром. Они устали от трехлетней гражданской войны, они жаждали мира и работы в мирных условиях и тем не менее отдавали свою жизнь, потому что Кронштадт был последним препятствием на пути к мирному строительству, строительству социализма.
Когда Бела Кун, вернувшись из Крыма, рассказал о разгроме Врангеля, партийная конференция моряков приветствовала его с неописуемым энтузиазмом и радостью. На этой странице, полагали, кончилась героическая эпопея гражданской войны. Но впереди был «Кронштадт». Я подхожу к описанию событий, непосредственно предшествовавших кронштадтскому мятежу, — событий, которые в истории получили название «волынки». Кстати сказать, в дореволюционное время слово «волынка» понималось как некий фермент брожения, как символ р е в о л ю ц и о н н о г о брожения. Поэтому, когда в 1912 году группа художников-карикатуристов и литераторов затеяла боевой сатирический журнал, она назвала его «Волынка». Журнал вскоре прихлопнула цензура, но могли ли мы думать, что через десять-одиннадцать лет слово «волынка» приобретет совсем другое значение.
Т о п л и в о, х л е б, т р а н с п о р т (расстроенный в связи с демобилизацией армии) — вот три проблемы, которые стояли перед советской властью в те дни.
«Брожение в крестьянстве было огромное, среди рабочих также господствовало недовольство. Они были утомлены и изнурены. Ведь существуют же границы человеческих сил. Три года они голодали; нельзя голодать в течение четырех или пяти лет. Голод, естественно, оказывает влияние на политическую активность».
Автор этих исчерпывающих ситуацию строк — В. И. Ленин.
25 февраля был образован Комитет обороны Петроградского укрепленного района, запрещены митинги и собрания, без разрешения Комитета обороны и запрещено «хождение по улицам после 23 часов». В каждом районе были созданы революционные тройки. Во флоте не придавали большого значения волынке. На всякий случай назначили ночные дежурства политработников. По этому случаю я поселился в пяти минутах от Адмиралтейства в общежитии «Дом крестьянина» на улице Гоголя. Повидимому, здесь до революции была банкирская контора. В комнатах почти не было мебели. Ее заменяли несгораемые кассы, по одной, по две на комнату. Мы жили как на бивуаке и прислушивались к резонансу волынки во флоте. Для Кронштадта очень показателен такой разговор комиссара отряда больших кораблей и члена бюро коллектива крейсера «Россия»: «Как дела?» Ответ: «Кто знает, погалдят, погалдят и перестанут». Так думали в Политотделе Кронбазы, в Политическом управлении флота и в штабе флота, и в Смольном: «Погалдят и перестанут».
