Натан Старый Пёс тащил за собой дурную репутацию, последствия нескольких серьезных ранений, груз множества приключений и душок смутных историй, в которые капитан попадал из-за своего буйного нрава и совершенной несгибаемости. Был он коренаст, чуть сутул и космат, обладал впечатляющим носом и выдающейся вперед челюстью. Никто не мог сказать наверняка, получил он своё прозвище благодаря внешности или характеру. Хёлвер де Циклон, тоже лихой и упёртый, был известен куда большей гибкостью, удачливостью и изрядным умом.
На столе у них лежал знакомый трактирщику кожаный футляр, и видно было, что между капитанами по этому поводу идет отчаянный торг, причем не за обладание бумагами внутри футляра, а скорее против такого обладания.
Трактирщик почти вываливался из-за своей стойки и отчаянно напрягал слух, но улавливал только обрывки фраз.
— Да ты рехнулся… обыски в порту… крыса не проскочит!
— … в бочке с селёдкой, а?
— И в бочке крыса не проскочит!
Папаше Лонгу, конечно, нравилось вести маленькие выгодные делишки с Натаном, но теперь, соображал папаша, теперь над Старым Псом может нависнуть тень в серой шапке или в чём похуже, и тогда непременно выплывут на свет их выгодные тёмненькие дела, да еще какие-нибудь другие Пёсьи грешки повесят на него, Лонга, как на подельника.
— …твоя сделка, не впутывай…
— …забывай… за тобой должок после Корды…
Ну почему Натан не уплыл из Бризоли после убийства профессора?! Зачем он теперь сидит за столом с Хёлвером — все же знают, что тот, помимо всего прочего, ведёт дела с самим верховным таном, Френом дель Бризом! Пёс совсем потерял нюх, если не понимает, как близко он подобрался туда, куда подбираться вовсе не следует!
Если, конечно, подумалось папаше, и он надул щёки, размышляя, если только Пёс не знает про Хёлвера что-то неизвестное папаше Лонгу, а такое очень даже может быть!
— …выгодно продать…
— …не пойми что там начерчено!..
— …Бора не зря копают… заплатят хорошо!
Мысли, которые сейчас метались в голове Лонга, были куда больше и сложнее, чем могла вместить голова обыкновенного трактирщика, и от осознания огромности этих мыслей ему становилось еще тревожней и страшнее.
В конце концов, после того как Натан Пёс еще несколько раз напомнил про «должок», Хёлвер с большой неохотой забрал со стола футляр и сунул под куртку.
— …что Марель тебя не узнал? — услышал его голос папаша и покрылся холодным потом.
Вовсе он не хотел наверняка знать про всякое такое! И вообще хотел забыть о профессоре! Мало того, что папаше Лонгу пришлось наврать следователю про тот вечер, когда был убит Марель — сказать, будто вечер был самый обычный, притвориться, будто он не видел, как Пёс караулил профессора, а потом пошел следом за ним до следующего кабака… Так теперь еще и этот разговор двух капитанов, по которому выходит, что история отнюдь не закончена, а может быть, и не началась-то еще толком.
