По дороге к улице Гулящей Аэртон заехал в прозекторскую, где внимательно осмотрел мертвеца и его личные вещи. Кто бы ни убил профессора, но сделано все было четко, умело, а главное, очень смахивало на банальное уличное ограбление. Кошель с монетами при профессоре не был обнаружен, при этом кабатчик из «Черной совы» утверждал, что профессор был при деньгах, да к тому же нес что-то ценное, какой-то футляр с бумагами. Хозяин видел, как профессор старательно прятал его под камзолом. Футляр у мертвеца также обнаружен не был. Единственная ценная вещь, что нашли у покойника в карманах — простой ключ, который мог подойти как к входной двери в дом, так и к кабинету. Аэртон забрал ключ с собой. Оставалась надежда, что в Академии сумеют пролить свет на содержимое футляра. Пока что это единственная ниточка, за которую можно уцепиться.
Занятия по навигации у старших учеников неожиданно отменили. Об этом сообщил акваморам лично ректор Академии Людоль дель Бриз, сорокалетний полный мужчина, всегда одетый с иголочки, ухоженный и лоснящийся — сегодня он выглядел мрачным, помятым и каким-то потерянным. Оттого новость не принесла акваморам желания с облегчением выдохнуть и потратить это время на какие-нибудь веселые занятия. Они просто сидели в учебной комнате, искоса поглядывая друг на друга и на развешанные по стенам карты, а комната казалась такой грустной и пустой без крупного краснолицего профессора с его громким голосом и размашистыми жестами. И как немое свидетельство, что случилось нечто страшное и непоправимое, возле окна застыла изваянием кафедра красного дерева, за которой обычно стоял Марель, а его большое лицо освещали лучи Матушки.
Болтон дель Бриз не мог смотреть на кафедру. Ему казалось, что он видит за ней темно-синий профессорский камзол с меловыми разводами на воротнике и чернильными пятнами на манжетах.
Только двое братьев де Циклон, Рауль и Катриэль, не выглядели удивленными, и на них, казалось, совсем не подействовало всеобщее внезапное уныние. Они какое-то время оживленно перешептывались и иногда поглядывали на остальных акваморов самодовольно и свысока, и в конце концов Рауль нарушил тягучее молчание учебной комнаты:
— Так Мареля грохнули вчера. Вы чего, не знали?
На миг тишина стала совсем оглушительной, а потом комната взорвалась восклицаниями и вопросами двух десятков акваморов. Рауль оглядывал их своими колючими черными глазами, ноздри его длинного носа шевелились, словно вынюхивая след, чуть подрагивали худые пальцы — Рауль не мог оставаться полностью неподвижным, даже когда сидел смирно. Казалось, в его голове сейчас работает самописец, фиксирующий каждую реакцию акваморов, каждое слово, жест, взгляд.
