— Мало дали, — пробасил кто-то.
— Мало, мало! — загудел зал.
Судья поднял руку, призывая к молчанию.
— Граждане публика! — сказал он. — Трибунал может объяснить несознательным и неразобравшимся вынесенный приговор. Победивший народ не мстит своим врагам. Это буржуи и их жены выкалывали зонтиком глаза коммунарам. А народ великодушен. Людей темного царства надо изолировать, чтобы сделать их безвредными. Когда наша революция укрепится, мы их на все четыре стороны отпустим.
Судью слушали с напряженным вниманием. Многое было еще непонятно. Законов не существовало: старые революция сломала, новые еще не успела создать. Прежние представления о совести были опрокинуты. Раньше считалось чуть ли не естественным, во всяком случае — привычным, когда суд жестоко расправлялся с врагами режима. А суд революции, оказывается, вовсе не собирается мстить врагам, он лишь хочет не дать им возможности мешать победившему народу. Все это не сразу укладывалось в сознании. Крыленко видел, с каким трудом воспринимали в суде рабочие и солдаты принципы новой морали.
Усевшись в уголке просторного зала, не утратившего за эти месяцы своей парадности, он с интересом разглядывал заполнившую все скамьи и проходы толпу. Раньше по судам ходили праздные зеваки, чтобы убить время и наслушаться занимательных историй. Теперь туда пришли рабочие, солдаты, городская беднота — те, кто хотел воочию увидеть торжество революционной справедливости.
За судейским столом появились председатель и заседатели. Под конвоем ввели в зал долговязого арестанта с козлиной бородой, в пенсне на тесемочке. Руки его неуклюже вылезали из коротких рукавов кургузого пиджака.
— Слушается дело по обвинению гражданина Деконского в провокаторстве, — объявил судья. — Желающие выступить обвинителем есть?
В ту пору не было еще ни советской прокуратуры, ни организаций защитников. Любой из публики мог быть обвинителем. И любой — защищать.
— Есть! — раздался голос.
— Пройдите сюда. Ваша фамилия, имя?
— Крыленко, Николай Васильевич. Член партии большевиков. По образованию юрист.
Зал зашумел: «Крыленко? Тот самый?»
Деконский был одесский эсер, там он ходил в знаменитостях и считался большим революционером. Эсеры даже призывали избрать его в Учредительное собрание. А теперь, когда вскрылись полицейские архивы, оказалось, что он был платным агентом охранки.
На суд пришли не только рабочие и солдаты, но и приятели Деконского. Когда Крыленко сказал, что среди эсеров оказалось немало предателей и доносчиков, кто-то крикнул с издевкой:
