Краснознаменный зал, где среди живых цветов на высоком постаменте установлен гроб с телом покойного маршала» – из некролога в газете «Правда» от 21 июня 1974 г.), но и скрытое указание на идиому «убрать с глаз долой». Самая же откровенная замена первой строфы – это абсолютно невозможный в газетах той поры эпитет «русских» при «труб» (вместо «советских»).
Во второй строфе игра с советскими клише продолжается. Здесь возникает один из главных символов поверженного Берлина мая 1945 года – «стены» (Рейхстага), которые «пали» (ср., например, растиражированную кинохронику этого времени). Но из-за соседства с античными именами[75], завершающими строфу, на «стены» Рейхстага падает тень от разрушенных стен Карфагена и Трои. Формула «меч был вражьих тупей» провоцирует вспомнить о «русской античности», с пропагандистскими целями преображенной С. Эйзенштейном, а именно, о лозунге Александра Невского из одноименного фильма: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!» Упоминание «о Ганнибале» «средь волжских степей»: а) открыто начинает античную тему стихотворения; б) скрыто вводит тему Суворова и его перехода через Альпы; в) задает важное для последующих строф противопоставление возвышенности (Альпы) и плоскости («степей»); г) перекладывает на язык оды советское общее место (Сталинград); д) подталкивает читателя вольно или невольно вспомнить о правнуке «другого» Ганнибала[76]. Последнее важно, поскольку в финале строфы Бродский сопоставляет с судьбой опального маршала собственный удел, но не прямо, а через непрямое сравнение с (пушкинским) Овидием. Кроме того, заключительные строки второй строфы исправляют ложь официального мифа о Жукове (в газетных советских некрологах о его опале, разумеется, не говорилось ни слова). Характеристика «глухо» продолжает тему отсутствия звуков, начатую в первой строфе[77]; имя «Помпей» (ср. по ассоциации – «Последний день Помпеи») – цепочку «огненных» образов.
Третья строфа стихотворения – самая парадоксальная, она выпадает из традиции не только газетного некролога, но и торжественной оды. Продолжается игра с пространством: вопреки иудео-христианской традиции, согласно которой воины, павшие в правом бою, переносятся в рай, маршал и его солдаты оказываются в «адской области» (вновь перелицовывается советский штамп «такая-то область» – «адская область»). Сюда же – многозначное слово «провал»: провал в памяти, но и провал-бездна. Строфа выделена и грамматически: до нее большинство глаголов употреблялось в настоящем времени; после нее – в будущем. В финале строфы прорывается звуковая блокада – Жуков подает реплику.
