Вы спросили, что это за место, Андрей? Что ж, извольте, я отвечу вам со всей мерой ответственности. Это своего рода западня, паутина, чувствительная к тонким эманациям таких как я… как все мы. Тех, кто устал. Тех, кто дошел до финальной черты. Людей, настолько опустошенных и ненужных до такой степени, что они уже практически не существуют для общества, будучи скорее пустотелыми образами, чем людьми в общепринятом смысле этого слова. Людей, готовых не просто к смерти, но к всепоглощающей, бесконечной пустоте. И лишь перед лицом этой пустоты оказываются они втянутыми в тенета западни, существующей где-то на задворках миров.
Здесь времена года не сменяют друг друга. Не светит солнце. Мы ползаем по струнам архетипа, по осколкам мертвой империи, воссозданной из нашего коллективного бессознательного. Все мы, все без исключения, — дети Советского Союза. Для нас — это была не просто страна. Не просто образ жизни, но целый мир, вселенная со своими незыблемыми законами и правилами. Когда этот мир рухнул, мы, оказавшись у разбитого корыта, не выстояли, не адаптировались, но, в полном соответствии с принципами Дарвина, — исчезли, приняли пустоту будущего и тем самым, возможно, открыли путь сюда. Сотворили этот мир как последний памятник, уходящей эпохе. И если это музей, то мы в нем и экспонаты и… еда.
4
Кольцов замолчал и, не раздумывая, налил себе полный стакан коньяка. Стремительным движением опрокинул его, крякнул и потянулся было к бутылке снова, но остановился, напоровшись на колючий взгляд Громова.
Андрей огляделся несколько осоловело, потер лицо руками и с какой-то злостью выдохнул:
— Я вам не верю. Ни единому слову не верю.
— Андрей Евгеньевич, — начал было Громов, но он прервал гневно:
— Что… Что это за чушь? Город, застывший в прошлом? Нестареющие люди? Монстры??? Это же курам на смех! — он потряс головой, — какая-то фантастка в духе Лавкрафта! Вы… да за кого вы меня принимаете?
— Послушайте…
— Нет, это вы меня послушайте! Я… я не знаю, что у вас на уме, и что происходит со мной, но я уверен, уверен на все сто — этому есть куда более…логичное объяснение. И потом… — он, окончательно растерявшись и расстроившись, замолчал и уставился на пустую тарелку.
— А вы попробуйте, — холодно и без тени улыбки произнес Громов, — попробуйте найти логичное объяснение тому, что вы видели на путях. И я первый сниму перед вами шляпу.
Андрей помедлил.
— Я… — начал он, аккуратно подбирая слова, — … болен, — и, чуть помедлив, — Здесь, несомненно, происходит какая-то чертовщина, но, позвольте, то, что вы рассказали — это же… Я не верю! — он резко вскочил и заходил по кухне. — И потом, потом, в этой вашей… истории, с позволения сказать… в ней же полно недоговорок. Вы и половины не рассказали. Не придумали, да?
