Он уставился на ком, испытывая двойственное чувство отвращения и облегчения. Потом потянулся было к ручке, открывающей окно, чтобы избавиться от мерзости, но Кольцов внезапно повернулся к нему и завизжал:
— Не смейте!
Изо рта у него шел пар, грязно-желтый в мертвом свете, заливающем салон.
От неожиданности Андрей вздрогнул и почувствовал, как слизистый ком упал ему под ноги. Ему внезапно захотелось смеяться, момент был донельзя подходящим. Вместо этого, чувствуя себя каким-то школьником-дегенератом, он вытер руку о штанину и медленно, почти по слогам, произнес:
— Что? Это? Было?
Кольцов не ответил, отвернулся и уронил голову на руль. Он мелко дрожал всем телом.
Светящиеся частицы, подобно крошечным огням святого Эльма заполнившие салон, потихоньку таяли, растворялись в гнилом воздухе. В машине становилось все темней. Пространство за окном, казалось, было сплошь залито жирно поблескивающим тяжелым туманом. Не было видно ни развалин, ни сухих тополей — лишь вязкий похожий на жижу туман.
— Кажись, все, — простонал Громов, — давай, Юрец, заводи корыто. Нельзя здесь стоять.
Он повернулся к Андрею. Из носа и ушей у него текла кровь.
— Я же вам говорил что делать, Андрей Евгеньевич, — угрожающе процедил он, — какого черта вы меня не послушались? Вас мама в детстве не учила старших слушаться? Вы… — он осекся и с удивлением уставился на руку, занесенную над головой.
— Это же… элементарно, — пробормотал Кольцов, — мы здесь как голышом. Прошу вас, Андрюша, я вас умоляю, делайте, что он говорит… Это спасет нам жизнь. Вы ведь нас… чуть не убили, — он порылся в карманах и, достав плитку шоколада, некоторое время сражался с оберткой дрожащими руками. Наконец грубо разорвал ее по диагонали и впился в шоколад зубами.
— Вы тоже! — прохрипел он с набитым ртом
Андрей не отвечал, поглощенный игрой тумана за стеклом. Ему показалось, что вдалеке, а быть может и почти вплотную к машине, — туман скрадывал расстояние, как и звуки, движется что-то большое, механически неуклюжее.
— Юрий Владимирович! — он указал пальцем на окно, — мне кажется…
— А вы перекреститесь, — Кольцов говорил нервно, на его лице снова проявлялись пятна цвета. Он смял упаковку вокруг остатков шоколадки и небрежно засунул ее в карман, — это была… яма. Здесь кругом… ямы. Ну эту мы проскочили, но здесь… — он осекся и глуповато улыбнулся, — кругом…
Машину ощутимо тряхнуло, буквально подбросило вверх. Кольцов непонимающе уставился на Андрея так, будто тот был виновником всех его бед и, не обращая более на него никакого внимания, принялся с усердием заводить мотор. «Москвич» кашлял, дрожал, но упорно отказывался стартовать.
