Казалось, что после того, как девушка покинула дом, она все время находилась на этом беспрерывно качающемся корабле. За эти три месяца она пережила больше, чем за все семнадцать лет жизни в Очжинмаль. Все, что с ней произошло, было для нее впервые и так же головокружительно, как эта невыносимая тошнота. Подыль, Хончжу и Сонхва сели на ночной корабль в Пусане и утром прибыли в Симоносеки. После этого они сразу погрузились на поезд в Кобе. А оттуда, как им говорили, они должны были сесть на корабль в Пхова.
Хончжу, которая неплохо знала как устный, так и письменный японский, выступила вперед. Рано покинувшая школу Подыль смутно припоминала, что такое хирагана и катакана[13]. И все же благодаря школе отца она могла читать иероглифы. Все это время Подыль считала себя взрослее и лучше Хончжу и в шитье, и в ведении хозяйства, но тогда она поняла, что хороша лишь только в своем собственном узеньком мирке. Не знавшая даже хангыля Сонхва, прямо как в детстве, когда боялась отпустить маму, держалась за подолы платьев Подыль и Хончжу, не отставая от них ни на шаг.
– Не оглядывайтесь по сторонам, словно деревенщины, а следуйте за мной!
Подыль было неприятно, что Хончжу обращалась к ней так же грубо, как к Сонхве. Когда они жили в Очжинмаль, ее знаний было достаточно, чтобы читать одолженные у Хончжу романы и писать письма родственникам мамы и Кюсику. Только покинув родную деревню и Чосон и по-настоящему ощутив силу знаний языка и письменности, Подыль еще больше убедилась в правильности своего решения выйти замуж за Тхэвана, чтобы иметь возможность учиться.
«Мы едем в мир, где нету японцев, потому их ничтожный язык можно и не знать. Я сначала выучу американский. Просто погоди».
Представив, как она вскоре заговорит по-английски так же свободно, как и на родном чосонском, Подыль вздохнула с облегчением.
В то время самой большой переменой стали их отношения с Сонхвой. Первой, кому стало плохо в дороге, была Хончжу. Ей сделалось худо от пирога из рисового теста с красной фасолью чхапссальтток, который она купила в Пусане перед отправлением в Японию. Как только Хончжу с потемневшим лицом, обливаясь холодным потом, обмякла, Сонхва вынула из своего узелка мешочек для иголок. Подыль с удивлением наблюдала за необычно проворной Сонхвой. Спокойно обвязав пальцы Хончжу ниткой, Сонхва уколола ее иголкой и пустила кровь. На подушечках проступили темные капли. Затем она сильно надавила руками на акупунктурные точки солнечного сплетения и стоп, после чего Хончжу громко рыгнула, и к ней вернулся здоровый цвет лица. В Очжинмаль при отравлении бабушки и матери прибегали к иглоукалыванию, но Сонхва, которая знала даже расположение акупунктурных точек, выглядела настоящим лекарем восточной медицины.
