Что можно сделать, когда сделать уже ничего нельзя | страница 47



.

И мое…

 


И где теперь твоя душа, мой милый?


В аду, в раю, в чистилище – кто знает?


В каких небесных областях витает,


несчастная, вспорхнув с твоей могилы?


 


 


Не упрекаю. Нет во мне обиды.


Иссохли слезы. Каменным уродом


стою под равнодушным небосводом.


Взираю. А вокруг бурлит коррида.


 


 


Что сделал ты со мною и с собою?


Беспомощные, жалкие вопросы…


Так бьется пчелка о стекло, и тщетно.


 


 


Бреду своею скорбною тропою.


Раскаявшимся Генрихом – в Каноссу.


И ни конца дороги, ни ответов.


 


Если бы и почему

Тишина в доме.

Только вопросов крючки

сердце пронзают…


Мне позвонила незнакомая женщина, эмигрантка, и попросила о встрече. У нее умерла дочь за две недели до 18-летия от болезни, которую врачи не смогли вовремя выявить. Она, в жизни не писавшая стихов и вообще далекая от литературы, выплеснула боль в криках-причитаниях-заклинаниях, выведенных на бумаге крупным и старательным почерком. В преддверии годовщины смерти дочери мать хотела опубликовать книжечку в память о ней. По совпадению я за день до встречи наткнулась на книгу, которую захотела перечитать: «Когда плохие вещи случаются с хорошими людьми». Ее написал Харольд Кушнер, отец трехлетнего сына, заболевшего неизлечимо. Он, верящий в Бога всю жизнь, задается вопросом, как и многие несчастные: «Как Бог допускает подобное? Почему он меня наказывает?» Автор подробно трактует библейскую Книгу Иова.

Я рассказала матери об этой книге, и она с грустью ответила, что «если бы» и «почему» – проклятые вопросы для тех, кто остался жить после потери близких. Я писала о стенаниях «если бы», тесно связанных с виной и желанием, чтобы бывшее стало небывшим, исчезло, как ночной кошмар. Увы, человеку не дано изменить то, что свершилось.

Речь идет о двух «почему». Полного ответа быть не может, так как полного знания о причинах, приведших конкретного человека к страшному поступку, нет ни у кого, включая жертву. «Почему?» – самый жгучий и самый частый вопрос близких погибших. Следует смириться с тем, что мы так до конца и не узнаем совокупности причин, приведших родных к гибели. Наши домыслы, возможно, распались бы, как карточный домик, если бы наши близкие рассказали, почему они это сделали.

В конце концов, нужно перестать задавать этот проклятый вопрос «почему» и смириться с тем, что мы этого не узнаем никогда. Нужно начать лечить свое израненное сердце…

И все же я не жалею, что потратила время и силы на распутывание клубка, связанного с кончиной брата. Более того, бездействие меня бы душило. Самый поиск обладает целительной силой, он был мне нужен, так как рациональная часть моей души не могла успокоиться, оставив загадку неразгаданной.