221. «Сознание в его лице и поведении столь же отчетливо, как и во мне самом».
222. Мы не рассматриваем человеческий глаз как приемник, он кажется не принимающим, а излучающим нечто. Ухо воспринимает; глаз высматривает. (Бросают взгляд, взгляд сверкает, лучится, светится.) Глазами можно устрашить, но не ухом или носом. Когда ты видишь глаза, ты видишь, что из них что-то исходит. Ты видишь взгляд глаз.
223. «Как только ты освободишься от своих физиологических предрассудков, ты не найдешь ничего особенного в том, что в самом деле можно увидеть взгляд глаз». Вот и я говорю, что вижу взгляд, который ты бросаешь на кого-то. И если меня захотят поправить и скажут, что в действительности я его не вижу, то я сочту это чистой глупостью.
С другой стороны, я не сделал никаких допущений, используя такую манеру говорить, и я не соглашусь, если мне скажут, что взгляд я вижу ‘точно так же’, как вижу форму или цвет глаз.
Ибо ‘наивный язык’, т. е. наш наивный, обыденный способ выражения не содержит никакой теории зрения – он не предъявляет тебе никакой теории, но только понятие зрения.
224. Заставь человека посмотреть на тебя гневно, надменно, иронично; и, прикрыв ему лицо, оставь лишь глаза, – все эти чувства в них проявятся: взгляд, их выражающий, поразительно многозначен.
225. «Мы видим душевное переживание». – В противоположность чему? – Ведь дело не в том, что мы видим некую гримасу и заключаем по ней (как врач, который ставит диагноз) о радости, горе или скуке. Мы описываем лицо непосредственно как печальное, излучающее радость, скучающее, даже если не в состоянии описать черты лица по-другому. – Можно сказать, что грусть олицетворена в лице.
Это принадлежит понятию душевного переживания.
226. (Человеческое уродство, будучи нарисованным, может быть отталкивающим на картине в той же степени, что и в действительности, но оно может быть отталкивающим и через описание, будучи облеченным в слова.)
227. Вот что странно: Свое понимание жестов мы могли бы объяснить посредством их перевода в слова, и понимание слов – посредством перевода в жесты. (Так, нас бросает туда-сюда, когда мы пытаемся обнаружить, где, собственно, скрывается понимание.)
Мы и в самом деле будем объяснять слова через какой-то жест, а жест – через слова.
228. Объясни кому-то то, что положение часовых стрелок, которое ты изобразил, должно означать: стрелки этих часов теперь находятся вот в таком положении. – Беспомощность, с которой знак, как немой, с помощью всевозможных наводящих жестов пытается сделать себя понятным, – эта беспомощность исчезнет, если мы признаем, что все зависит от
