Я билась, словно птица в силках.
Кому открыться? Как об этом сказать?
Брат не внушал мне доверия, он казался жуиром и легкомысленным человеком. Ничего не принимая всерьез, он уклонялся от власти семьи посредством веселого и поверхностного цинизма. Он пропадал день и ночь напролет, затем возвращался, не желая замечать того трагического настроения, которое из‑за него вменяла нам в обязанность мать. За столом я рассматривала его распухшие губы и странное выражение лица. Я испытывала к нему странное чувство — нечто среднее между влечением и отвращением. Он читал Анатоля Франса, Франс был его Богом. Господин аббат часто приходил к нам отобедать. Он отличался омерзительным чревоугодием, и имел обыкновение быстрым и нервным движением пальцев подбирать со скатерти все крошечки. Ох, уж эти обеды! Молчание, прерываемое лишь предобеденной молитвой или какой‑нибудь оплошностью горничной при перемене блюд; как‑то раз на всю столовую раздался резкий металлический щелчок: в моем крепко сжатом кулачке сломалось кольцо для салфетки. Сестра язвительно заметила, что это «мило» и весьма показательно. На слова: «Это же старое серебро, оно все истончилось», она воскликнула: «Но все‑таки металл, вот ведь как сжимает кулак!»
Кому открыться? Старшая сестра была занята лишь собой, безотчетной любовью к аббату, ссорами с матерью. Другая сестра шла у нее на поводу, и все обращались со мной как с ребенком. Мое слабое здоровье исключало всякую возможность дружбы: к великому удовольствию матери из дома я не выходила. Ей было неведомо, что я жила в какой‑то внутренней грезе, известной только мне одной! Тогда же я стала страшно бояться наступления ночи, ожидала ее, охваченная мрачным и возраставшим день ото дня ужасом. Я знала, что буду часами бороться, сопротивляясь искушению, а потом безудержно отдамся в его власть, предамся дебошу воображения.
Один раз летом брату взбрело в голову сходить со мной к своим друзьям. «Невозможная кампания, — слышали мы дома, — там женщины стараются понравиться, что само по себе преступно, а девушки произносят это жуткое слово — «флирт». Были возражения, но брат настоял: я собиралась на эту встречу со «светом», как будто готовясь к необычайной экспедиции. И вот я на месте, храню молчание, стараюсь быть «выше», а сама не в состоянии сказать «здравствуйте», неумело пытаюсь подражать другим, таращу глаза: мне кажется, что все эти люди ломают комедию, играют с жизнью. Я улавливала несоответствия в словах: иные, весьма экспрессивные, произносились со смехом, меня это коробило; другие казались мне неуместными, слишком многозначительными для такой обстановки. Брат был в ужасе от моего поведения, я чувствовала, что он был разочарован в своем искреннем желании «немножечко меня развлечь». Когда мы возвращались поздно вечером, трясясь по ухабистой дороге, он был свеж и бодр, отыграв очередную партию своего светского спорта, я же была мрачнее тучи: я ехала с нелепого спектакля, в котором для меня не было никакой роли, мне не терпелось вернуться к своим книгам.
