И думаете, ее муж сидел дома с мыслью: «
Может, стоит помешать ей сегодня выходить из дома, а то вдруг на нее комок дерьма упадет и убьет ее!»Я чуть улыбнулась, что придало Гельмуту уверенности говорить дальше.
– Разумеется, он ничего такого не думал и не делал. С чего бы, собственно? Как он мог о чем-то подобном догадываться? И откуда вы могли знать, что ваш брат во время этого путешествия утонет в море? Это никак не связано с вами. Это не ваша вина, потому что вы никакого, абсолютно никакого отношения к этому не имели. Я не мог знать, что мальчишки нечаянно столкнут моего сына в воду. Мальчишки не знали, что Кристоф упадет и утонет. Эти вещи происходят, и мы ничего не можем сделать.
Теперь я все-таки посмотрела на то, что осталось после Лутц.
– Люди погибают, лисы съедают куриц, люди умирают от рака. Все это страшные вещи, но они происходят. И эта смерть – не последняя. Ваши родители умрут, и когда вам будет столько лет, сколько мне, вы будете рады, если в живых у вас останется столько друзей, что можно будет собрать их на партию в скат.
– Это не сильно утешает.
– Но это правда. И я говорю вам это, потому что жизнь не остановить кнопкой «пауза», чтобы она вас подождала. Она продолжается, и вы тоже все больше приближаетесь к смерти. Горевать – это нормально, долго горевать – и это нормально, но два года спустя ставить крест на своей жизни – это не нормально. Стоять у ограждения перед обрывом и желать найти в себе силы, чтобы прыгнуть, – не нормально!
Я чувствовала себя уличенной.
– Вы это заметили, да?
– Конечно. Я это по себе знаю. Вы производите впечатление девушки, которая постоянно думает о смерти, и о своей собственной тоже. Вы хотите умереть?
– Я… ну… да.
Я удивилась, насколько легко это слетело с моих губ.
– Приятно, что можешь это сказать вслух, правда? – спросил Гельмут и посмотрел на меня пронизывающим взглядом.
– В общем, да. Подождите, я скажу еще раз: да, я хочу умереть. Ух ты, бомбическое ощущение, – я на мгновение остановилась, прежде чем продолжить. – Я часто думаю: наплюй на все, Паула. Но потом я вспоминаю о маме и папе, и у меня не хватает духу. Потому что я себя спрашиваю: что тогда? Если оба ребенка умерли, что они будут делать тогда? Тоже убьют себя? Или будут просто существовать, вести растительную жизнь, как я это делаю уже два года? Не знаю.
– Да нет, знаете.
– Я знаю, что так не пойдет – ну, суицид.
– Вот именно.
– Но жить дальше – тоже не пойдет.
